–Поедешь сейчас кататься на машинке! – говорю я младенцу.
Мать кривится и фыркает.
–Может, всё-таки попробуете… – горячий шёпот мне в ухо.
–Вы ещё здесь?!
Фаина выметается в регистратуру. Малец похоже сообразил, что сейчас ему предстоит что-то необыкновенное, но ещё не понимает, что именно, и поэтому одновременно пытается накукситься и разулыбаться.
–Всё будет хорошо! – говорю я. Голос у меня звучит фальшиво.
–Так! -Вдруг вскакивает женщина. -Мы уходим!
–Конечно, идите! – рычу я в полголоса. – Только если с ребёнком что-то случится – отвечать будете вы!
Я отворачиваюсь и краем глаза вижу, что она в растерянности останавливается.
Господи, хоть бы «Скорая» уже скорее приехала! Конечно это плохой каламбур, но до шуток ли мне сейчас?
Что и говорить, но наружный отит, который я сейчас наблюдаю у мужчины во всей его яркой и безупречно понятной клинике, кажется мне чуть не верхом счастья для врача. Мазь я уже поставила, закрываю больное ухо ваткой. Рассказываю, как менять турунду.
–И всё лечение? – недоверчиво спрашивает мужчина.
–Да.
–И таблеток не надо?
–Не надо. Вот рецепт на мазь. Можете идти.
Я предвкушаю, как сейчас в мой кабинет войдёт в сопровождении Фаины Фёдоровны врач со «Скорой» я подпишу ему соответствующую бумагу, он заберёт женщину с ребёнком, и они уйдут… Я проветрю кабинет после их ухода. Боже, каким прекрасным и лёгким кажется мне грядущий приём.
–Ни бусинку удалить не можете, ни таблетки прописать, – вдруг довольно громко говорит мужчина, направляясь в коридор. – Столько времени зря тут прождал.
Я изумлённо смотрю ему вслед. В открытую им дверь заглядывают сразу несколько взволнованных голов.
–Следующий заходите!
Я успеваю принять ещё двух или трёх больных. Ни «Скорой», ни Фаины всё нет, как нет. Пацан заскучал, обследовал при полном попустительстве матери на карачках весь кабинет и теперь пускает пузыри на брошенную второпях на кушетку простыню. Чтобы ему было чем заняться, я даю ему металлический почкообразный тазик и старый неврологический молоточек с резиновым наконечником. Время от времени он колотит молоточком по перевёрнутому тазику, извлекая из металла тоскливый, глухой и протяжный звук. Не знаю, как у матери, а у меня от этого звука начинает стучать в виске и замирает где-то «под ложечкой».
Кстати, я никогда не понимала, откуда взялось, где находится и что означает это «под ложечкой». Подозреваю, что это – место в средостении, где кончается грудина и где переход области груди в область живота ничем не прикрыт. Здесь, в глубине, в недрах тела располагается «солнечное» сплетение. Как удивительно поэтичны бывают латинские термины, если они не касаются лично тебя.
Громкие голоса в коридоре и открывается дверь. У Фаины Фёдоровны красный не только кончик носа, но и всё лицо и вся голова.
–Вот, пожалуйста! – говорит она и пропускает впереди себя