Итак, театр. Давали «Маскарад» М.Ю.Лермонтова. Воображение у Костика было на зависть. Хотя поначалу его больше занимали костюмы. Какой же мальчишка останется равнодушным к ярким мундирам, саблям на перевязях, ментикам, шпорам на щегольских гусарских сапожках? Но постепенно, благодаря системе Станиславского, блистательно усвоенной актёрами труппы, Костик с головой погрузился в канву сценического действа.
Фабула драмы, вспомним, проста: сибарит и картёжник Арбенин жутко ревнует молодую жену Нину, чему способствуют интриги света. В конце концов, он приходит к тому же выводу, что и его шекспировский предшественник – мавр Отелло: легче потерять, чем сомневаться. (О чём Костик по недостаче лет и малой литературной образованности ещё не знал). Выход из тупика душевных терзаний, найденный Арбениным, тоже не поражает новизной. Супругу, якобы бросившую тень на репутацию семьи, решено отравить.
Когда Арбенин, стоя у рампы, поделился преступным замыслом с залом, Костик не сильно обеспокоился. Мало ли. В сердцах чего не скажешь?! Он сам сколько раз, при свидетелях, грозился Венику – Веньке Горелову – накостылять за пакости на переменках. И что? Накостылял?
Но когда на виду у всех, при большом стечении публики в зале и на сцене, Арбенин всыпал яд в мороженое для Нины, Костик заёрзал. Исподтишка глянул на маму, стал озираться в зал. Неужели никто не замечает?
Мать догадалась.
– Сиди, не вертись, – шепнула она, – это всё понарошку.
То есть как это понарошку? Только что разыгралась история с утерянным браслетом, давшая повод Арбенину решиться на убийство. И ничего не понарошку…
Нина съела мороженое, Арбенины приехали после бала домой.
Костик выпрямился в кресле столбиком, как суслик в степи, весь обратившись в слух.
Нина к Арбенину:
Я, кажется, больна,
И голова в огне – поди сюда поближе,
Дай руку – чувствуешь, как вся горит она?
………………………………………………….
О, сжалься! пламень разлился
В моей груди, я умираю…
Костик не выдержал.
– Мама, тёте плохо! А ты говорила – понарошку!.. – вполголоса, как ему казалось, произнёс он.
В тишине зала прошелестел смешок. Актрисе на сцене на секунду полегчало. Она даже приподняла поникшую, было, голову, дабы узреть наивно сострадающую душу. Арбенин смешался в реплике.
Но «шоу маст гоу он». Нина вновь схватилась за грудь, борющуюся с предсмертной одышкой.
Арбенин (подходит и целует её)
Да, ты умрешь – и я останусь тут
Один,