Менахем. Привет, Владек, рад тебя видеть.
Владек. Менахем, сколько лет, сколько зим! Я так рад! Как там Зоська?
Менахем. Зоська в Америке. Но письма не доходят. Сам понимаешь, Владек.
Владек. Понимаю, Менахем. За что меня посадили? Марианка одна на мельнице осталась. Ты же знаешь, что это за работа. Она не справится.
Менахем. Ладно. Скажи только, кто убил Якуба Каца?
Владек. Хорошо, Менахем.
Менахем. Мало-помалу картинка стала складываться. Зигмунт в конце концов признался. Хенек – нет, но у нас имелось свидетельство Владека. И других. Получилось убедительно. Начался процесс.
Зигмунт. Я не признаю своей вины. Показания были получены поручиком Холевой путем применения побоев и пыток.
Хенек. Я не признаю своей вины. Показания были получены путем насилия. В тот день меня вообще не было на рыночной площади. Насколько я знаю, Якуба Каца убили немцы.
Владек. Я не видел, что обвиняемые делали в тот день, потому что меня в тот день не было в городе.
Марианна. Я хочу подтвердить слова мужа. Его в тот день не было в городе – он спасал мне жизнь. И еще: я выкрест и осталась жива, в частности, благодаря Зигмунту, который стал моим крестным, и ксендзу Хенрику, который все организовал. По отношению ко мне они никогда не проявляли антисемитизма.
Менахем. Я ушам своим не поверил. Зачем ты это делаешь, Рахелька?
Марианна. Как ты не понимаешь! Ты приехал и уедешь. Месть? Око за око? А помнишь закон Архимеда? А что Кант говорил о звездах – помнишь?
Все.
Что еще за бред?
Ты не Архимед!
Хватит бегать голым —
возвращайся в школу!
Ведь любой ребенок
выучил с пеленок,
что в горячей ванне
всяк худее станет.
Урок XIV
Менахем. Я вернулся в Варшаву. Получил орден Строителей Народной Польши. Новую квартиру. На Мокотове. Семьдесят квадратных метров. И отвратительную работу. С подпольщиками.
Зигмунт. Мне дали пятнадцать лет. Хеленка осталась одна с Ханей, Малгосей и Юреком. Как мальчик будет расти без отца? В тюрьме в Равиче я подумал: надо бороться. Что мне терять?
Менахем. Я начал пить. Крепко. Это было похоже на кошмарный сон. Побои, крики, кровь, потом водяра, дансинг и шлюхи. И опять все сначала.
Зигмунт. Я написал генсеку. Ответа не получил. Премьеру. Тишина. Еще раз. Снова молчание. А потом меня вызвали к начальству. Смотрю – сидит какой-то тип в штатском. Не еврей.
Менахем. Я пробудился от этого сна после смерти Сталина, когда меня арестовали. И обвинили в “использовании противозаконных методов следствия”. Курва! Те, кто меня обвинял, действовали точно так же. Свидетелями выступили палачи. И Зигмунт.
Зигмунт. Я охотно подтвердил, что обвиняемый использовал сорок видов пыток. В том числе ломал дверью пальцы. Загонял иголки под ногти. Бил милицейской дубинкой по гениталиям. Голым задом сажал на ножку стула.
Менахем. “Что ты несешь, сукин сын! Когда это я тебе пальцы ломал? И где у тебя вторая