в любую трещинку между камнями, Лариса нашла почти неощутимые болевые точки в отношениях Ани и Егора. Время от времени Лариса, будто на пробу, заговаривала с Аней о том, как мужчины невнимательны, как они легкомысленны, как небрежны… И постепенно Аня стала опасные темы поддерживать. Сперва в шутку, со смехом, а потом все более азартно. Какие-то отголоски их разговоров с подругой вдруг возникали в их с Егором небольших размолвках. А любимый отвечал на невнятные претензии неоправданно резко: «Анька! Ну какие могут быть дискотеки? Ты же видишь: я прихожу еле живой!» Аня видела. Но ей хотелось похвастать чем-нибудь эдаким перед светской подругой. А чем? В клубы они не ходили. Каких-то обалденных вещей Егор ей не дарил. Все деньги уходили на оплату жилья и еду. Хорошо еще, что Егор учился на бюджетном, а за Аню платил отец. Но Лариса все время приставала к Ане: «А цветы? Когда он в последний раз дарил тебе цветы?» или «Ну и что, так и сидели все праздники, как пенсионеры, перед телевизором?» Ну не будешь же рассказывать, что не сидели, а лежали… и про то, какие он слова шептал в тот момент, когда… ну, нет… Про это не расскажешь… Вот колечко можно показать или обстоятельно поведать, что заказывали в ресторане… И Анечка все чаще выговаривала Егору за какие-то мелочи, укоряла за отсутствие, упрекала в неотесанности. Егор стал заводиться с полоборота: «Да, конечно, я не знаю, как себя вести. Мои родители и деды – неотесанные учителя и врачи! Так что мы люди не светские: на нарах не сиживали. Краденым не торговали…» В ответ Аня сообщала, что ее мама тоже учитель, однако, грубить соседям она Аню не учила. «А что тут грубого? – удивлялся Егор. – Сказал, что занят и чтоб она излагала короче!» Ах, дело было не в навязчивой соседке, и не в цветах, и не в подарках. Что-то внутри Ани, злое, подзуживающее, словно подталкивало ее к этим ссорам. Она знала, что делает неправильно, но остановиться никак не могла. То цеплялась к тому, что Егор выпил с однокурсниками, то начинала ныть, что ей скучно. Между ними возникла полоса холодного воздуха. Ночью в тесноте объятий это ощущение исчезало. А днем возвращалось. И вот после очередной глупой ссоры Егор ушел. Просто ушел и все. И было это уже месяц назад. И Аня осталась одна в их квартирке, которая без Егора, без его бумаг, рубашек, ботинок сразу стала какой-то чужой.
Почему она не вернулась сразу к маме? Ларисе Аня сказала, что, во-первых, за квартиру заплачено вперед, а во-вторых, ей не хочется выслушивать бесконечные мамины «я тебе говорила» и «все они такие». На самом деле Анечка просто не хотела уходить отсюда. Ей жаль было снимать со стен свои картинки, убирать с постели клетчатый плед… И еще была надежда, что в какой-то из вечеров он вернется. В такой вот синий-синий весенний вечер, когда воздух полон счастливого предчувствия, когда таинственная Венера зажигается над соседней крышей. И Аня ждала каждый вечер, а Егор все не приходил.
Но через два дня истекал месяц и нужно было все-таки собирать вещи, а тут еще Лариска разбила чашку… Уж точно это совсем не к счастью. Какое теперь
