– Фима, Фима, это Альоша, как ты всегда меня называл… да, да, Левицкий! Мне срочно нужно пару штук… Что? Да это просто смешно рассказывать… Я тебе потом все расскажу, не сейчас, а сейчас просто ответь мне: я могу на тебя рассчитывать? Нет, я завтра тебе не позвоню, я лучше к тебе приду прямо сейчас, если скажешь «да», я здесь недалеко. Что? К тебе только что пришел твой друг? Лучший друг? Что? Что значит: не вовремя я звоню? Фима… Что? Перезвонить через десять минут? А почему… Ладно, ладно, через десять минут позвоню.
Хряк подошел к стойке и положил на нее телефон, а рядом с ним – не самую мелкую купюру. Бармен отвлекся от матча.
– Спасибо вам большое, не люблю быть в долгу, – подталкивая в его сторону деньги, отработанным за годы заискивающим голосом заливался Хряк.
Бармен покачал головой и начал двигать купюру в обратную сторону.
– Но еще раз, еще через десять минут, буквально пару слов… мне нужно будет сделать еще один звонок. Буквально на пару слов, – еще раз повторил Хряк.
На последних словах бармен сгреб купюру и положил в карман своего сомнительной чистоты кителя. Он, слыша телефонный разговор, сразу сообразил, что происходит. В отличие от Хряка. После длинных гудков стандартный голос операторши уведомил, что абонент не отвечает, а телефон его отключен…
Посторонний наблюдатель мог бы рассказать об этом так: «Когда я зашел сюда выпить свои пятьдесят на сон грядущий, то обнаружил за столиком возле выхода очень пьяного мужчину. Он спал, сидя за столом, уложив голову на скрещенные руки. Подле него стояла бутылка водки с содержимым на полпальца. Я пошел к стойке, а Миша (он меня хорошо знает) сразу же навстречу моим пальцам выдвинул мою порцию: «Ви посмотрите на эти пальцы! Ви что, всерьез думаете, что у меня всегда были такие пальцы!?» Я жестом спросил у Миши, что это за кадр сидит за столиком и как долго Миша это все стерпит? А Миша, как всегда, пожал плечами. Он мне всегда так отвечает. Он вообще не любит разговаривать. И мы с ним много лет отлично друг друга понимаем. Потом я допил, жестом спросил Мишу, как, мол, дела, а он плечами ответил, что все нормалек, что у него скоро-скоро будет уже четвертая внучка и что скумбрия на Привозе подорожала на двадцать процентов. Я все узнал, ну и пошел домой. А тут этот парень вдруг вскочил у меня перед носом из-за своего столика и выбежал на улицу. Шатало его сильно. Я пошел к себе домой, потом обернулся – а он блюет. И я пошел дальше».
Свинарёв вышел на улицу и тут же, у дверей заведения, проблевавшись, отошел к обочине тротуара. Таким пьяным он не был никогда. Он схватился руками за голову, но сквозь рой обрывков мыслей в его черепе начала выкристаллизовываться идея: «Сейчас на вокзал. Сейчас я поеду на вокзал, куплю билет… билет, у меня хватит на