Сотников расхохотался.
– Что, готовишь нравоучительную речь для Хряка, перед тем как его пристрелить? Особенно умилительно слышать это все от тебя, который всю жизнь только и делал, что шарахался от наслаждений. Ты когда собираешься расставлять капканы на своего Свинарёва? Или дальше нашего разговора дело не пойдет?
– Обижаешь, приятель. Я уже практически все сделал, пока ты смотрел свои пьяные сны, – ответил Макс и, увидев полное недоумение на лице друга, продолжил: – Пристрелить? На такого и пули жалко. Два бакса, кстати. И ты думаешь, я сам собираюсь марать руки об этого подонка? Да я его в глаза не хочу видеть и не увижу. Все будет сделано другими руками. Я рано проснулся, немного подумал и позвонил одному человеку, тому самому, который помогал Свинарёву обобрать предвыборную кассу и которого Хряк потом кинул. Он тоже живет в Одессе. Мы с ним не друзья, но иногда встречаемся. Оказываем друг другу кое-какие услуги. Парень серьезный, более чем надо. После той избирательной кампании он, оставшись не у дел, начал заниматься очень нехорошими, каким даже в современной школе не учат, вещами. Натуральная мафия, знаю не понаслышке. Я осведомлен, что происходит в городе. Проворачивают дела в тесном содружестве с ментами, и не самых низких рангов. По телефону я ему рассказал о сути дела в двух словах, он предложил мне тут же приехать. Я не возражал. Мы где-то с час проговорили на веранде, и я ему все доходчиво объяснил. Когда он узнал, что речь идет о Хряке, глаза его блеснули. Это обычная для него работа, но, как он отметил, для него это особый случай. «Злопамятный я», – добавил он и без особых раздумий взялся за это. Мы даже не обсуждали техническую сторону; он, как никто другой, знает, что делать. Меня же лично интересует лишь конечный результат. Попросил только, чтобы Хряка оставили в живых и Эльзу не трогали. Ведь я когда-то ее любил… Даже на бросивших тебя женщин никогда нельзя держать зла. Надо всегда отпускать их с миром. На прощание он сказал мне, что тянуть с этим не будет, взял адрес, пообещал сразу же по завершении позвонить и уехал. Тут-то я пошел и разбудил тебя. Что ты на это скажешь?
Сотников в полном недоумении, граничащем с изумлением, принял эту информацию. Он хорошо знал Макса, знал его рабочие качества, но слишком велик был контраст между вальяжным барином, балагуром, перманентно наливающим и выпивающим, расхаживающим по веранде в костюме Адама, каким его видел Сотников в последние дни, и дельцом с холодным рассудком, умеющим принимать в короткие сроки трезвые и продуманные решения, каким он был в то время, когда Сергей досматривал свои последние сны. Ему было известно, что Макс не привык щадить ни себя, ни других. Поэтому в некоторых кругах за ним закрепилась репутация жестокого человека.
– Да-а… Дела, однако!