В Турине над старым рыцарем посмеивались, хоть и за глаза. Незнакомый с придворным этикетом, по-крестьянски грубоватый, не мыслящий жизни без выпивки, охотно украшающий свою речь бранными словцами, так и не осиливший к старости грамоты, он заявлялся ко двору не чаще пары раз в год, неохотно покидая свой медвежий угол, по большей части ради очередной шумной пирушки, на память о которой маркграфскому казначею оставались объемные счета, перебитая мебель и пара свернутых набок благородных носов. Неудивительно, что за мессиром Магнебодом даже среди туринских рыцарей ходила слава отпетого бретера, варвара в доспехах, дармоеда и выпивохи.
Впрочем, никто из этих рыцарей с похвальной предусмотрительностью не пытался высказать подобные претензии вслух – горячий нрав Магнебода в сочетании с чудовищной мощью его «Багряного Скитальца» оставляли мало шансов смельчаку на благоприятный исход.
Гримберту потребовалось ощутимое душевное усилие, чтобы превратить кислую гримасу на собственном лице в легкомысленную улыбку.
– Я был вздорным мальчишкой, Магнебод. А ты – брюзжащим тираном, который упивался своей властью. Довольно об этом. Мы оба попортили друг другу в ту пору порядочно крови.
Магнебод тряхнул своей клочковатой бородой.
– Я пытался вырастить из тебя рыцаря, Гримберт. Как того желал твой отец.
– Разумеется. А когда мне пришло время получить свой первый доспех, ты распорядился выдать мне консервную банку, столь ветхую и никчемную, что надо мной еще три года потешались все отцовские рыцари. Как там его звали?.. «Радетель Истины»?
– Но ты переименовал его в «Предрассветного Убийцу», только лишь чтоб досадить мне.
– Черт побери, Магнебод! – вырвалось у Гримберта. – Мне было девять!
Магнебод молча вырвал из рук пробегавшего слуги бутыль с вином и, скусив пробку, одним движением влил в себя добрую четверть модджо[21]. Так, точно это было дрянное вино из придорожного трактира, а не драгоценный сок миланского «Карпано» по двадцать денье за бутылку.
– Не удивлюсь, если ты нарочно потерял его в том лесу, чтобы отец раскошелился на новый доспех, – пробормотал он, отдуваясь.
Гримберт покачал головой.
– Мне нравилась эта машина. Я был к ней привязан – по-своему. Ладно, довольно. Я могу поверить в то, что господа из Аахена мочатся поутру чистой «кельнской водой»[22], но только не в то, что мой старший рыцарь в день перед началом военной кампании вздумал предаться совместным воспоминаниям о славных старых деньках.
– В тот раз ты сказал, что выстрелил не нарочно. Досадная случайность. – Магнебод смерил его взглядом тусклых глаз, похожих на потерявшие блеск окуляры рыцарского доспеха, давно не знавшие полировки. – Произвольное срабатывание оружейного привода, так?
– Возможно.