Сестра его уже после первых петухов легла спать в сенях, предложив своей гостье устроиться на полатях в кухне. Но бабушка спать не смогла: слишком волнительно и слишком страшно было ей перед долгожданной встречей.
Как только совсем рассвело, она вышла во двор, быстро разобралась, что дать курам, где водокачка, чтобы вымыть руки и лицо, причесала свои длинные и ещё чёрные волосы! Сестра Анатолия (так звали возлюбленного бабушки) вышла на крылечко не торопясь, довольно зевая.
– Ну вот! Теперь и помощница есть! Спи не хочу! А ведь Толька наш уже несколько лет в бане сторожем работает. Раньше трудился на заводе, но потом сильно повредил пальцы и больше работать не смог. Переживал столько. А у меня в тот год и муж умер. Я и позвала брата жить вместе. Так и спокойнее по хозяйству, и проще. Да и не скучно вдвоём, есть с кем слово молвить. Смотри, какие огурцы вместе вырастили!.. А эту лавочку он сам делал, сам и забор чинил!..
Всю эту беседу бабушка моя помнила в деталях, потому что считанные секунды оставались до того момента, как в ворота застучал странный, маленький человек и сиплым, задыхающимся голосом начал кричать:
– Толька!.. Толька!..
Бабушка выскочила на улицу и, взяв его за плечи и глядя прямо в глаза, начала трясти и спрашивать:
– Что Толька?.. Говори, что Толька?..
Мужчина вдруг осунулся, выдохнул и тихо сказал:
– Угорел!
– Как это, угорел? – вышла из калитки не верящая в происходящее сестра. – Ты что, с ума сошёл?!. К нему невеста приехала, а он… угорел?
– У-го-рел! – отрывисто и чётко повторил маленький человек и, уставив в землю глаза, встал как вкопанный, потому что понятия не имел, что делать дальше.
Сестра Анатолия не заплакала: так странно ей всё это было! Бабушка же, вся побледнев и схватившись за верхушку забора, чтобы не упасть, произнесла:
– Вот как, значит!.. В последний путь проводить приехала!..
Уже после, сидя на кухне у себя дома, бабушка почти каждый день рассказывала про то, как встретила его по дороге; корила себя, что не осмелилась подойти, не узнала сразу, не подбежала к нему, а осталась ждать у его сестры до утра; что если бы она была чуть порасторопнее, то горя бы не случилось.
Меня в этих разговорах не брали в расчёт, скорее относились как к мебели, которая и слышит, да разве сможет понять. Сердобольные соседки, сестра и дочери бабушки уже наизусть выучили и саму историю, и то, что она чувствует каждый раз, её вспоминая. Они, рассевшись на широких, дубовых табуретках (тех самых, которыми гонял дедушка когда-то своих дочерей), молчаливо слушали и кивали. Я же про себя повторяла уже подхваченную