Из каждого бокала поднималась струйка голубоватого дыма.
Селвена тщательно расправила вокруг себя подол платья, с такой легкостью пропустив мимо ушей насмешку отца, что стала очевидна ее давняя привычка к подобным вещам. Вошла ее мать – аккуратная, подтянутая, быстрая, до смешного не соответствующая тому, как ее описал Ровиго в «Птице», – вместе с Алаис и пожилой служанкой. Очень быстро буфет был уставлен самой разнообразной едой.
Дэвин принял у Ровиго бокал вина и наслаждался его чистым, как лед, букетом. Он откинулся на спинку кресла и приготовился в ближайшее время испытывать глубокое удовлетворение. Селвена встала, повинуясь взгляду матери, но только для того, чтобы наполнить едой тарелку для Дэвина. Она принесла ее обратно, улыбнулась и снова устроилась на ковре, немного ближе, чем прежде. Алаис подала еду Алессану и Катриане, а две другие дочери устроились у ног отца. Он с притворной свирепостью шлепнул каждую из них.
Дэвин сомневался, видел ли он когда-нибудь человека, столь откровенно довольного тем, где он находится. Наверное, это отразилось в его ироническом взгляде, так как Ровиго, поймав этот взгляд, пожал плечами.
– Дочери, – пожаловался он, грустно качая головой.
– Пастух с пастбищ Чертандо, – напомнил ему Дэвин, многозначительно глядя на жену купца.
Ровиго поморщился. Аликс, у глаз которой собрались лукавые морщинки, их услышала.
– Он опять болтал, да? – спросила она, склонив голову к плечу. – Сейчас угадаю: я похожа на слониху и у меня чудовищно злобный характер, а эти четыре девочки настолько уродливы, что из них не получилось бы и одной более-менее приличной невесты. Я права?
Расхохотавшись, Дэвин повернулся к Ровиго и увидел, что тот, ничуть не смущаясь, с гордостью улыбается своей жене.
– Совершенно точно, – ответил Дэвин Аликс, – но должен сказать в его защиту, что я никогда не слыхал, чтобы о подобных недостатках рассказывали таким счастливым голосом.
И был вознагражден коротким смехом Аликс и восхитительно серьезной улыбкой Алаис, занятой у буфета.
Ровиго поднял бокал и стал описывать им маленькие круги, рисуя в воздухе узоры ледяным «дымом».
– Вы выпьете вместе со мной в память о нашем герцоге и во славу музыки? Я не люблю произносить пустые тосты, когда пью голубое вино.
– Я тоже, – тихо ответил Алессан. И поднял свой бокал. – За память, – с расстановкой произнес он. – За Сандре д’Астибара. За музыку. – Потом тихо прибавил что-то еще и сделал глоток из своего бокала.
Дэвин всего в третий или четвертый раз в жизни пробовал астибарское холодное голубое вино, отличающееся поразительно богатым и сложным букетом. Ничего подобного не производили нигде на Ладони. И его цена отражала этот факт. Он поднял взгляд и отсалютовал Ровиго бокалом.
– За всех вас, – внезапно сказала Катриана. – За доброту