все интенсивнее. Тени у всех предметов в прихожей исчезают. Становится видно абсолютно все, каждую крохотную деталь. Максим продолжает лежать и чувствует себя несовершенным, что сейчас он наедине с этим светом. Интенсивность и яркость света продолжают расти. Его мозг понимает, что уже не может быть ярче. Его глаза закрыты, но ему все равно ярко. Света становится все больше и больше. В нем начинают исчезать вещи в прихожей: упавшие куртки, стены шкафа, его полки, вещи в нем, ковер у двери, обувь, табуретка, стены – все растворяется в небесном мощном потоке света. Максим не может встать, приподняться. Он остался наедине с этим нестерпимым мощным все проницающим светом. Всё исчезло, остался только Максим, лежащий на боку в позе зародыша. Сейчас он понимает, насколько несовершенен и насколько не соответствует той атмосфере, которую принес свет. Максим осознает свою слабость, ограниченность и боится этого всепоглощающего света, хочет убежать, но не может. Некуда бежать и негде спрятаться. Ему страшно. Он сейчас там, где нет времени, нет места, нет пространства, нет его прошлого, нет его будущего, есть только он и свет. И тишина, пронзительная, абсолютная тишина. И вдруг Максим слышит два слова: «Ищи жемчужину». Но это был не просто голос. Это был шум, как будто множество водопадов соединились в одном месте. Шум и гул бьющегося о камни и падающего с высоты большого количества воды. Голос, который сказал эти два слова, был очень похож на этот шум, но был ровным, спокойным и обладал колоссальной властью. «Ищи жемчужину» прозвучало один раз, но отозвалось внутри него десятки тысяч раз эхом. «Ищи жемчужину» – все остальное стало не важно. «Ищи жемчужину» – почему он раньше не думал об этом? «Ищи жемчужину» – в твоей жизни должно быть много света! «Ищи жемчужину» жгло изнутри сердце снова и снова и не отпускало своей смысловой нагрузкой и силой.
Вдруг что-то вдалеке начало пищать. Кто-то ворочал смутно видный предмет, похожий на бревно. Постепенно очертания, силуэты, звуки, тактильные ощущения стали ясными. Он лежал в прихожей у стены. Все было здесь. И сломанная им табуретка, и шкаф, и упавшие куртки и другие вещи. Голова болела. Над ним сидела испуганная Таня и трясла его за плечо.
– Максим, миленький, ты меня пугаешь. Отзовись. Максим! Максим?
Он слышал, как она убежала на кухню. Шаги у нее были быстрые, торопливые и маленькие.
– Карманный вариант, – подумал он, – торопится.
На кухне открылся шкафчик, потом другой, зашуршала коробка, где лежали все лекарства.
– Откуда у меня здесь может быть нашатырь? – Таня торопливо размышляла вслух. – Боже мой, какая шишка, Максим!
Послышались ее приближающиеся шаги.
– Максим! – она присела и стала снова дергать за плечо. – Ты меня слышишь?
– Таня, я тебя слышу, – пробормотал он еле слышно, но при этом самодовольно улыбнулся.
Приятно, когда за тобой ухаживают те, кого ты любишь.
– У меня же есть уши, поэтому
