Еще долго горел на самом конце стрелы.
Понедельник, вечером
Освещенный неоном иней
на грубо сколоченной из досок
ограде станции.
Киномеханик
Тихо присел на краю,
света неистовству чужд.
Капает в кружку мою
чистая капелька чувств.
Я зафиксирую в снег
все треволнение погод.
Видимо, я человек,
а не страна, не народ.
Снегопад
Легкий человек задумчивый
на цепи сидит.
Кость грызет и вдумчиво
на меня глядит.
«Принеси мне все травинки…»
Принеси мне все травинки,
все пылинки и сорняк,
все цветы, все половинки
лун и ветер, и овраг.
Соскобли с ветвей весь шорох,
соскреби с пшениц зерно.
Принеси мне целый ворох
дней прожитых, и тепло.
«На Сретение сияло солнце…»
На Сретение сияло солнце.
В руке Христа
светился камень
на шитой бисером иконе.
Из храма я приехал на такси.
Встал, помолился, печку затопил…
и все пропало —
чай, кусочки рыбы, томатный сок.
Не то
Как я ни распеваю,
опять не то.
Я злюсь и надеваю
свое пальто.
Сходить с ума не надо:
поэзия, стихи…
Все глупость и бравада,
и петухи.
«Среди простых чудес земли…»
Среди простых чудес земли
все обретает смысл и вес,
когда приметами зимы
наполнит сердце бледный лес.
Когда потери так легки,
что больше нечего терять
и птицы, осенью мудры,
устали глупость щебетать.
И неподвижно средь полей
лежит дороги колея,
и все безстыдней и смелей
мне обнажается земля.
Цепляет ветер крыш настил,
сердитый сторож пустоты,
и дождь сильнее припустил,
сильней задвигались листы.
Ветер
Ветру хотелось свечи и чая,
Ветру хотелось опущенных век.
Ветру не верилось, что нескончаем
Путь его, бег его, шаг его, век.
Скворец
Стручочки зеленого лука,
снежок и рассвет молодой.
Какая же всё-таки мука:
то летом живешь, то зимой.
Музыка
Мои линейки нотные —
косая паутина.
На ней жучки болотные
и паузами – глина.
Первый снег
Как будто пальцем по стеклу
проводит кто-то…
«Разговор, весна озябшая…»
Разговор, весна озябшая,
брошенный рукав реки.
Ветер,
шевелящий мои шнурки.
«Снег