77 Жемчужин, сияющих на чётках Времени. Зиновья Душкова

доставил радость хозяину той перчатки, положив её на видное место и не дав ей быть унесённой потоками грязной воды. И от каждой мысли ему становилось всё радостней. Человек понял, что для него истинная радость – приносить радость другим, пусть даже мелкую, незначительную и незаметную для других… Никто не заметил, что он кому-то принёс сегодня радость. Но всё заметила Жизнь! И в этот момент, когда он, полумёртвый, передвигавшийся по улицам, наклонился убрать в сторону перчатку, втоптанную в грязь сотней людских ног, – жизнь нашла его! Это было её дитя, ибо этот человек подумал, что кто-то, возможно, обрадуется, обретя утерянную вещь. Стоявший мысленно уже за порогом жизни у врат смерти, он подумал о возможности принести радость… Этот человек не мог принадлежать тлену! В нём жил и мучительно пробивался росток радости… Человек, стоявший у окна, увидел, как ветер, разметав кучу мусора, трепал сейчас крошечный саженец, посаженный кем-то под окнами, но люди почему-то завалили его мусором… Малый росток гнулся, припадая к земле после каждого порыва ветра, но человек уже видел, как будет здесь стоять могучий ствол, что не шелохнётся и будет лишь весело перешёптываться с ветерком сочными листьями. И от этого предвидения его душу охватила великая радость, сделав крошечное пламя внутри сердца более ярким и высоким… Сокровище росло медленно, но верно.

      Вдали послышался раскат грома, напомнив о недавней грозе. У окна стоял одинокий человек, мысленно представляющий себя могучим деревом, которое сможет укрыть под своими ветвями одиноких странников, спасая их от жизненных гроз. Глаза его светились, проникая в особую мудрость, что ему сулил открыть Урок Радости!

      21. Урок Рассвета

      Серый сумрак предрассветного часа начал постепенно терять мрачные краски, выявляя всё более чёткие очертания предметов. Расползаясь по укромным уголкам, сумрак пытался ещё продлить жизнь, сгущая тёмные тона. Солнечные лучи пока были скрыты за горизонтом и ещё не начинали своего победного шествия сквозь мрак. Но свет их уже вершил работу, пытаясь разбавить густые краски тьмы. В сей ранний час за небольшим мольбертом сидел художник, ожидающий рассвет. Он долго, терпеливо ждал заката, чтоб миг его ухода запечатлеть на холсте, и утром ранним сверить два портрета, что отражают Солнца лик. Он медленно подошёл к окну, как бы опасаясь невольным шумом спугнуть зарождающиеся краски дня, которые могут упорхнуть, как стайка пугливых птиц. Рассвет! Воспетый тысячами доблестных поэтов, звучащий в сотнях тысяч музыкальных звуков… Пусть будет на холсте сиять, рожденье света отражая. Но как поймать мгновенье, что ярко отразит новорождённое светило, готовое вести сердца сквозь новый день? Что будет с красками, ждущими своего часа, чтоб лечь на серый холст: сумеют ли всецело отразить движение света? найдёт ли ключ сей ищущий художник, что сможет отомкнуть секрет, рождающий тональность красок? Вопросы стайкой рассыпались в мастерской, где всё ещё витал тревожный предрассветный