будто тысячи осколков льда, стала обжигать холодом его тело. «Ух, ты! – выдохнул он, вдруг почувствовав холод во всём теле. – Кажись, оживаю!» ещё совсем недавно он чувствовал себя живым трупом, не способным реагировать ни на что. Что за метаморфоза произошла с ним? Отчего вдруг стала пробуждаться в нём чувствительность, обостряя реакции на внешние раздражители? Неужели это был поезд, чётко разделивший границу между жизнью и смертью, за которую он пока ещё не имел права перешагнуть? И в последний момент, стоя почти у дверей в тот мир, он осознал, что невольно сделал шаг в сторону, избрав жизнь. И всё вокруг опять ополчилось на него, открыто демонстрируя свою враждебность к одинокому, жалкому человеку… именно – жалкому! Да! Природа не терпит половинчатости. Будто исполинская птица, она расправила над миром два крыла, на одном из которых начертано «Жизнь», а на другом – «Смерть», и держит она их в великом равновесии. Зорко высматривая то, что не способно к жизни, она сметает под крыло смерти, чтобы ускорить разрушение и тлен. И бережно, как любящая мать, лелеет каждый росток, дерзнувший из праха вырваться к жизни, укрывая его под животворным крылом… Не стоит ли сей буйный ветер на службе у чёрного крыла, что носит имя Смерти, по мановению которого готов лететь и сокрушать всё то, что умерло для жизни? Иль ветер служит белому крылу, что порождает свет и раздувает искру жизни, заставляя пламенеть? Кому ты служишь, ветер?! Он служит птице по имени Природа… Но позвольте его не отвлекать от выполнения прямых обязанностей: сейчас он занят человеком! Он бьёт его не на жизнь, а на смерть! И наносит сокрушительные удары, пытаясь получить от человека окончательный ответ на вопрос: «Какой ты сделал выбор: «жизнь или смерть?!» Но тот как будто выбрал жизнь, прочь отступив от возможности, предложенной смертью. Оставалось лишь довершить работу, проверив прочность решения, и подогнать под светлое крыло жизни. Ветер всё настойчивей хлестал человека, а тот всё плотнее закутывался в неуютные одежды. Но вот он скрылся из глаз, юркнув в какой-то подъезд. Ветер остался в недоумении, впрочем, ему некогда было задерживаться, и он полетел на поиск других, так как находился при исполнении служебных обязанностей.
Человек вошёл в свою квартиру и плотно прикрыл за собой дверь, опасаясь вторжения гнавшегося за ним по пятам ветра. Сбросил с себя верхнюю одежду, сполоснулся от налипшей на него грязи и, переодевшись, блаженно растянулся в кресле; вспомнив, как глупо его сегодня обрадовала встреча с перчаткой, он улыбнулся. Наверно, её сейчас отмыли, и греется она на батарее или висит на прищепке, болтаясь под порывами ветра… По крайней мере, он опять нашёл сходство между ними в том, что они оба уже расстались с грязью… Чувство приятного тепла постепенно разливалось по всему телу. В наступивших сумерках не хотелось вставать и зажигать свет. Ноги гудели от слишком долгого бесцельного блуждания по улицам города. И приятно было сознавать, что где-то там, за окном, остался пронизывающий ветер и леденящий холод. Дома
