– Что вы имеете в виду?
– Ну, у ее родителей были деньги, так она, во всяком случае, говорила. И ей не нравилось, когда ее видели в моем фургоне, это я вам точно говорю. Если мы куда-то выбирались, это должен был быть легковой автомобиль, и внутри все должно быть чисто, иначе она не сядет. Она говорила, что хочет быть журналисткой и писать о скачках и обо всем, что связано с лошадьми. Еще она заявляла, что хочет, чтобы ее показывали по телевизору. А чтобы набраться опыта, она и устроилась работать на ипподроме.
– Что-нибудь еще можете о ней сказать?
Он снова нахмурился, как будто не видел смысла в этих разговорах.
– Хоть что-нибудь?
Даже самые яркие воспоминания со временем стираются, и Ева не хотела слишком сильно нажимать на него, чтобы он не чувствовал, что должен обязательно выложить что-то еще. Но пока она мало что от него узнала.
– Ей до всего было дело, – подумав, сказал он.
– В каком смысле?
– Ну, все время задавала вопросы.
– Какого рода вопросы?
– Она хотела знать, на каких еще ипподромах я работал, например.
– А с чего бы это?
Он пожал плечами:
– Почем я знаю? Ей люди много чего рассказывали.
– Ее друзья?
– По большей части те, с кем она работала. А она рассказывала мне то, что услышала в офисе. Я прям обалдевал. Но что тут скажешь! Бабы, они бабы и есть.
– Можете вспомнить что-то конкретное?
– Да всякие глупости, но ей все это было интересно. Знаете, сплетни, вроде кто с кем трахается, кто перепил, у кого проблемы с деньгами… все в таком духе. Она была тихоня, сидела, уткнувшись в бумажки, а люди вокруг болтали. Одна из девушек рассталась с мужем, и Джейн узнала об этом вперед всех других. Я не раз говорил ей, чтобы держала язык за зубами. Будешь много болтать – попадешь в беду. А она на это сказала, что не сплетничает, а только слушает. Вроде как что она может поделать, если люди говорят вслух то, что не следует.
– Она с кем-нибудь дружила?
– Да нет, не особенно. Ей не нравились девушки, с которыми она делила дом.
– А почему?
– Говорила, они противные. На мой взгляд, ей больше нравилась мужская компания.
Шантаж как мотив для убийства ничем не хуже ревности, и Ева сделала еще одну мысленную пометку: не забыть спросить у Купера, уделил ли он внимание этому аспекту.
– А полиция спрашивала вас о чем-то подобном?
По его лицу пробежала тень гнева, и он плотно скрестил руки на груди:
– Им неинтересно было знать, что я думаю о ее характере или чем-то таком. Все, что им нужно было, это доказать, что я ревновал, преследовал ее… и все это дерьмо.
– Ну, а мне интересно. Вы сколько времени встречались, три месяца?
– Где-то так.
– За это время можно узнать человека. Что вы о ней думали?
И снова пустой взгляд и молчание. Потом спросил:
– Вы о чем, не понял?
– Ну…