Когда к ним стал приближаться бегущий часки (разноцветные ленты, его знак отличия, трепетали на ветру), путники почтительно уступили ему дорогу, поскольку того, кто совершит тяжкое преступление: загородит ему проход, задержит или хотя бы заговорит, – ожидало весьма суровое наказание.
Часки жили в крохотных хижинах, расположенных вдоль главных дорог Империи, иногда довольно близко друг от друга, и их единственная задача состояла в том, чтобы днями и неделями терпеливо ждать появления товарища, который передаст послание слово за словом, и тотчас же пуститься в путь, снова и снова повторяя в уме текст, ничего в нем не меняя.
Таким образом новости и приказы могли преодолевать длинные расстояния за весьма короткое время, и Инка, сидя в своем дворце в Куско, всегда был в курсе того, что происходит на бескрайних просторах его обширных владений.
Однако на сей раз, когда с наступлением вечера они с более чем бесконечным терпением совершали восхождение по каменным ступеням лестницы, вырубленной в скале, гонец, бежавший из Тумбеса, не стал их обгонять, а прямо спросил Чабчу Пуси, отвел того на несколько метров в сторону и без запинки проговорил послание, которое ему поручили передать и которое он повторил в последний раз: после этого следовало тут же его забыть.
Лицо кураки, и без того бесстрастное, внезапно словно превратилось в каменную маску, и, отослав часки назад легким мановением руки, он долго размышлял, прежде чем нарочито медленно приблизился к испанцу и хрипло произнес:
– У меня для тебя плохие новости. Очень плохие… Чили Римак приказал убить твоего черного друга и превратил его в «рунантинья».
Алонсо де Молина чуть не потерял сознание: казалось, внутренности ему пронзили каленым железом, – и пришлось тяжело опуститься на ступеньку, не то бы покатился вниз по лестнице.
– Боже милосердный!.. – всхлипнул он. – Быть этого не может! Это невозможно!.. Этот бедный негр в жизни и мухи не обидел.
Он закрыл лицо руками, и ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы его не видели плачущим, ведь они с Хинесильо не один год были неразлучны – в походах и приключениях, попойках и сражениях, в голоде, холоде и забавах с женщинами. Их связывала настолько крепкая дружба, что негр, не колеблясь ни секунды, последовал за ним, когда ему пришла безумная идея навсегда остаться в чужой стране. Он считал его больше, чем другом или боевым товарищем, практически братом, и тот был уже единственным звеном, связывавшим его с Испанией и всем, что составляло его прошлое.
Чабча Пуси, курака Акомайо, опустился на ступеньку выше и почтительно и сдержанно хранил молчание, по-видимому, сознавая, какое глубокое горе испытывает это странное существо, наполовину бог, наполовину человек. Когда тот поднял голову и спросил только: «Почему?» – инка пожал плечами и вытянул руки, повернув ладони вниз, словно желая показать силу своего неведения.
– Возможно,