– В смысле – ничего? – вступил в разговор Антон Самсонов. – А куда ты думаешь поступать?
– Никуда. Во всяком случае, не сразу. В армию меня все равно не заберут.
– Ну а заниматься-то чем будешь после школы? – не унималась Регина.
От приторного вина и настырного чужого любопытства становилось душно и немного тоскливо.
– Я же говорю – ничем. Просто жить.
Отличница Регина залпом допила остатки желтоватой мускатной жидкости и чуть заметно скривила губы:
– Ну послушай, Веруня, после окончания школы не время просто жить.
Вера отвернулась и посмотрела в окно, на пышные кусты сирени, на дворовую помойку, покрытую кровянисто-ржавыми язвами. На неподвижные качели – тоже с воспаленной ржавчиной. Думалось о тете Лиде, о сентябрьском лесе, наполненном хвойными терпкими запахами и медленными мыслями. О Тоне. О том, что сейчас необходимо остановиться, до конца прочувствовать и успокоить боль. Чужую боль внутри себя. Пусть даже из-за этого она опоздает на экзамены, в институт, на праздник, на будущую работу.
– А когда время? – спросила она, не поворачиваясь.
– Уж точно не в ближайшие годы. Если ты сейчас не определишься, не решишь, чего именно хочешь от жизни, то потом с каждым годом будет все труднее, – важно заметил Антон Самсонов.
– Это точно, – кивнула Вера откуда-то со дна своих мыслей. – С каждым годом будет все труднее.
После окончания десятого класса Вера еще почти три месяца утопала в мучительных воспоминаниях. Без конца теребила их, словно медленно-медленно раскачивала ноющий зуб. Отчетливое чувство вины так и не появилось: внутри горячим кровяным ручьем текла только неспешная, бездейственная боль. Неспешность все больше затягивала Веру в себя. О настоящем и будущем не думалось вовсе – только о прошлом.
Так продолжалось до того самого случая. До тех пор, пока Вера не пришла одним августовским днем к магазину товаров для малышей. Туда, где они были с Тоней во время их последней прогулки. Туда, где в мутном завитринном воздухе плавали белые музыкальные рыбки.
3
Крылатая корова
На ощупь она очень теплая. Щедро испускает жар, словно крошечный живой обогреватель. Горячее воспаление лопнуло, раскрылось внутри плоти и принялось обживаться. Раздувать, растягивать плоть, завоевывая все новые миллиметры. Левая половина сильно увеличена, гиперемирована, кожа отечна. Болезненно-одутловатая человеческая оболочка. Складчатость сглажена. Верины пальцы мгновенно нащупывают уплотнение в области яичка. Плотный живой комочек чужой уязвимости.
– Здесь больно?
Вере, конечно, и так понятно, что больно. Тело под ее пальцами тут же вздрагивает.
– Ну… да.
Где-то под потолком остро дребезжит мошка. Верин взгляд быстро скользит по окну. Предутреннее небо над корпусами все ярче набухает синевой. Видимо, день будет жарким.
– Боль при ходьбе усиливается?
– При