Однако магистрат – возможно, его убедил нарастающий хор голосов: «Утка и лебедь! Дайте нам утку и лебедя!» – вынес решение в мою пользу.
– Кающаяся предложила свою линию защиты! Имейте в виду, – сказал он, снова лязгнув жестяными чашками, – что этот суд хорошо знаком… фактически мы все тут эксперты по любым уткам и лебедям. И мгновенно поймём, если кающаяся что-нибудь выдумает.
– В высшей степени разумно, ваша судейшество, – сказала я и неловко поднялась на ноги. – Я не сомневаюсь что суд хорошо осведомлён о защите тута… утки и лебедя. Она требует, чтобы подсудимый был избавлен от мешков на голове, повязок на глазах и разнообразных телесных повреждений.
Шум нарастал, превратившись в своего рода какофонию. Тем временем магистрат пытался выяснить, лгу я или нет. Дело в том, что действительно существует судебный принцип под названием tuta a lebat. Просто его нет в дароменских законах. Он возник в стране, откуда были родом два рыцаря. Когда лорд Джервас впервые разъяснил мне его, я сказала, что это звучит как довольно упрощённый – если не сказать тупой – способ урегулирования юридических споров. Джервас настаивал, что на самом деле всё гораздо сложнее, чем кажется. И что маленьким девочкам, которые даже не могут как следует заправить постель, не следует презирать тысячелетние правовые традиции великой страны.
– Поторопитесь! – крикнул кто-то в галерее. К оратору тут же присоединились другие голоса.
Наконец магистрат вынес решение относительно моей просьбы – без сомнения понимая, что толпа жаждет продолжения веселья.
– Возражение поддержано, – объявил он. – Прокурор, снимите с кающейся мешок.
– Ладно, – проворчал прокурор.
Чтобы снять мешковину с чьей-либо головы, как правило, не требуется удушения, а также ударов локтем и кулаком. Однако прокурор сделал и то, и другое, и третье.
– Ты пожалеешь об этом, – предупредил он, наконец-то стянув с меня мешок.
Откинув волосы с лица, я в полной мире оценила величие зала суда. Как я и предполагала, это был какой-то подвал. На грязном каменном полу кое-где валялись обломки серых плиток. Стены были сложены из таких же блоков, скреплённых крошащимся раствором. Потолок вздымался футах в сорока над головой и оказался неровным и шершавым, как свод пещеры.
– Где мы? – спросила я.
– В том месте, откуда крысы вроде тебя никогда не выходят, – сообщил мне прокурор.
– Итак?.. – спросил магистрат, снова издав лязг. Он и в самом деле держал в руках две помятые жестяные чашки.
Он был, вероятно, моего возраста, но тонкие руки и гладкие мальчишеские щёки заставляли его казаться ещё младше. Магистрат восседал на каменной полке, высеченной в скале. С края полки торчали обрубки его ампутированных ног. Десятка три зрителей сидели на разномастных деревянных стульях или разломанных каменных плитах. Я видела вокруг худые лица с дикими ухмылками на губах. В основном тут были подростки на пару лет