– Что вам, мисс? – не слишком любезно спросила девушка, с сожалением закрывая журнал и убирая его под стойку.
Свои ежедневные и невероятно тривиальные обязанности Айви считала досадным недоразумением и не давала себе труда скрывать это от посетителей.
– Мне нужно позвонить в Лондон.
– Четыре пенса, если вы не собираетесь брать комнату, – неохотно сообщила девушка и взглянула на Оливию с некоторым подобием интереса.
– Я буду жить в Мэдлингтон-Касл, так что комната мне пока не нужна. Вот разве что позже, если в Йоркшир приедет мой брат. А пока я бы просто хотела позвонить, – Оливия улыбнулась и выложила на стойку монеты.
Гостья из Мэдлингтона, брат из Лондона – это было уже интересно, и Айви окончательно очнулась от грёз, в которые она неизменно погружалась, читая про жизнь кинозвёзд и театральных актрис. Смахнув монетки в кассу, она выбралась из-за стойки и указала посетительнице на телефонный аппарат, стоявший на маленьком столике в нише у окна. Оливия, чувствуя, как цепкий взгляд любопытной девицы скользит по спине, поняла, что непременно станет героиней всех дневных и вечерних сплетен трактира «Роза и корона».
В пансионе долго не снимали трубку, по-видимому, мисс Рэндольф вышла заварить себе чай и, как водится, на что-то отвлеклась. Пришлось выждать несколько минут и вызвать Бремерси снова.
– Олив, где тебя носит? – когда из трубки послышался баритон Филиппа, Айви с похвальной старательностью принялась протирать пивные кружки, бездарно делая вид, что нисколько не интересуется происходящим в нише у окна. – Я думал, ты вернёшься к ланчу. Не успела на поезд? Где ты сейчас?
– Я всё ещё в Йоркшире, Филипп, – стараясь говорить как можно тише, Оливия почти шептала, прижимая чёрную бакелитовую трубку к самым губам. – И пробуду здесь ещё некоторое время. Звоню сказать, чтобы ты не терял меня. Я остановилась в Мэдлингтоне, это во Фроингеме, в северной части Йоркшира. У меня здесь появилось дело.
– Какое ещё дело?! Ничего не понимаю. Что у тебя случилось? Оливия, мне срочно нужно кое-что тебе рассказать. Кое-что важное, – голос Филиппа разносился по всему трактиру.
Оливия поморщилась и прошептала в трубку: «Ради бога, Филипп, ты можешь так не орать?» – но брат её не услышал. Чем тише она старалась говорить, тем громче он переспрашивал, принимая возмущённое шипение сестры за помехи на линии. Закончив разговор и резко обернувшись, Оливия застала белобрысую девицу врасплох – та, машинально протирая