– Сдурела, блажная, людей не в… – но окрик его тут-же оборвался. Не теряя скорости, Хортдоттир резко присела на носках и, развернувшись, прыгнула обратно навстречу парню, впечатав тому под вздох колено, да так, что незадачливого возницу под смех кузнечных подмастерьев закинуло прямо на телегу, где он и остался лежать, хватая ртом воздух, пытаясь вздохнуть. А Сольвейг как ни в чём не бывало продолжила бежать, махнув рукой мастеру Бруни.
– Здрав будь, Скегисан, пусть ярче пылает пламя в твоём горне.
– И тебе долгих лет и коротких зим, юная дева щита, – стоявший невдалеке от наковальни и горна, облокотившись на один из столбов навеса кузни, мастер в кожаном фартуке и повязанном на голове платке приветственно вскинул руку с зажатым в ней молотом. На обожжённом, вечно красном от жара лице Бруни с вечно опалённой бородой играла снисходительная улыбка.
Проревевшая несколько часов кряду после ухода Руагора Аникен впала в настоящее исступление: видать, не было больше слёз. Она сидела на застеленной кровати и, уставившись в пустоту, продолжала качать пустую колыбельку, что вызывало неописуемый ужас среди служанок и рабынь. Уже решивших, что кюна повредилась рассудком. Ежечасно подходили они к ней, пытаясь разговорить или на худой конец просто накормить, хоть как-то вернуть свою хозяйку к жизни, но всё было без толку – бездна отчаянья полностью поглотила Аникен. Всё, что было ей дорого, сгинуло, ведь не зря говорят мудрые люди: если боги дают одной рукой, то другой непременно отбирают. И к бывшей рабыне, купленной за бесценок по цене меньшей, чем цена коровы, но поднявшейся до правительницы, обретшей, любовь дом и сына и тут же всё потерявшей, эта поговорка подходила, как ни к кому другому.
Кто-то рядом что-то говорил, и, по всей видимости, ей, но Аникен будто находилась в другом месте. Она не слушала, просто не хотелось, зачем, какой в этом смысл.
Резкая боль, охватившая левую половину лица, выдернула её обратно к действительности.
– О, кажется, приходит в себя, – пред ней стояла Сольвейг, дочь Хорта, лучшего друга Руагора, а за ней, перешёптываясь, чуть ли не вся домашняя прислуга скопом.– Аникен, слышишь меня, не серчай на оплеуху, по-другому до тебя было не достучаться, Руагор вернулся.
От последних слов затрясся подбородок бывшей рабыни, а из глаз хлынули казавшиеся высохшими слёзы.
– Э, нет, – Хортдоттир встряхнула её за плечи. – С сыном твоим вернулся, здоров малец, не знаю, как и почему, но здоров.
Аникен, вскочив, рванула было ко входу, но подвели ноги, онемевшие от долгого сидения, благо кюну подхватила Сольвейг, не дав упасть, и, поддерживая, помогла покинуть клеть. Хортдоттир продолжала вести Аникен до середины большого зала, покуда не вернулась чувствительность к её ногам, а оттуда Кюна смогла уже идти сама.
Руагор с Хортом уже подходили