А вот в соседнем селе Омот Ата была очень старая. И выглядела как дряхлая старуха. Нос крючком – как положено, волосы седые, изжелта-белыми клочками. Руки все скрюченные, ссохшиеся, трясутся. Страх, да и только. Правда, саму её Нита никогда не видел, но мальчишки постарше по вечерам на речке рассказывали такое, что только держись…
– Чур меня, – поспешно сплёвывая, прошептал Нита и припустил к дому. Теперь уж точно взбучка от отчима обеспечена. Гетан ещё когда поговорит, а Натан – он уже сейчас за всё спросит. Может, и не торопиться вовсе, а посмотреть, чем там у старосты дело кончится. Но, вспомнив пронизывающий, тяжёлый взгляд вновь пришедшей, не решился и уныло поплёлся домой. Странная девочка из леса не выходила у него из головы.
«Ата, надо же! А красивая какая! Разве Ата может быть такой маленькой? И ведь не боялась совсем. Откуда она там взялась? В лесу глухой ночью?» Нита готов был поклясться, что, когда он выскочил на поляну, там вовсе никого не было. «Так откуда же она появилась?»
Над селом стояла глухая ночь. Было тихо. Даже собаки во дворах спали, от грозы забившись в конуры поглубже. Ливень резко, как всегда, закончился. Небо прояснилось, и крупные разноцветные посвежевшие звёзды показались за торопящимися уплыть рваными клочковатыми облаками. Нита задумчиво шёл по улице между невысокими деревянными домами с крытыми серым тёсом крышами, блестящими от недавнего дождя, думая о том, что с ним произошло: о маленькой Ате и пытаясь понять, что бы это всё значило.
* * *
Нита видел сон. Ему снились ночь и темнота; или это была не ночь, но темнота уж точно была. Такая, какой в жизни и не встретишь. Полная, всепоглощающая тьма, истыканная тонкими колючими алмазными точками. Они не давали света, откуда ему взяться в абсолютном, сплошном мраке. Яркие крапинки, рассыпанные по бархатной мгле, просто были, чтобы подчеркнуть её беспредельность и всеобъемлемость. Нита летел среди них, но они не приближались и не отдалялись – он парил в этом пространстве, где не было ни верха, ни низа, только безбрежная, бесконечная чёрно-смоляная бездна. Он торопился, хотел успеть; во сне он понимал, что должен спешить, но полёт был медлителен и непреходящ. Мир вокруг словно замер в своей неподвижности, не меняя очертаний, не давая никакой возможности что-либо исправить. Чернота засасывала Ниту, притягивала его цепкими невидимыми нитями, оплетая его волю, душа сознание; она поглощала, выпивала его, с каждым мгновением вздымаясь вокруг всё более и более угрюмыми клубами мрака.
Проснулся Нита в липком поту. Солнце стояло невысоко; на сеновале, где он обычно спал летом, было светло от пробивающихся под застреху косых лучей. Но паренька била дрожь, казалось, нити сгустившейся темноты