Редкие проблески реальности на пустых влажных дорогах калейдоскопом крутились перед глазами: отражениями в раздутых каплях насыщенного воздуха. Всюду пахло замкнутым одиночеством—и мне хотелось бежать.
Я поднял ногу в сантиметрах десяти над землёй и ударил полновесной стопой—окружающая действительность беззвучно содрогнулась; я ударил сильнее—где-то у стиснутого горизонта раздался треск; я изо всех сил всадил пятку в внезапно помягчевший асфальт—наконец тяжёлый сон со скрежетом и скрипом провалился в реальность.
Его краски растеклись блестящей лужей под ногой…
Аромат арганового масла смазывает сердце, растекается по стенкам лёгких, просачивается в мозг.
Тихий вечер из окна набит пылью неубранной комнаты, полон холода извне, восходящего сквозь пронзённое небо по ультрамариновым потокам света звёзд в космос.
Сияние городских окон: мерцание мелких кухонных лампочек и глухое излучение торшеров не согревают его.
Опустевшие улицы передают друг другу эхо редких голосов; прежде распростёртая география начинает сминаться.
Доводя до испуга, столица внезапно кажется чужой.
Я вскоре больше не её житель…
Розовые облака пронеслись—и остались только серые тучи, чинно плывущие с вечным ориентиром на восток. Под их пологом мнимого спокойствия дремлет одиночество, исходящий от них вечный холод пронизывает разум острой болью, печалью разливается по венам, отягчая биение замирающего в ужасе сердца. Что-то было упущено в прошлом, так и не обратившемся будущим. Оно резало мысли на тонкие нити, сковывало сознание и, связав сомкнутые молитвой руки, день ото дня всё туже затягивало петлю на шее. Оно хотело довести его до крайности, чтобы через боль появиться на свет. Он подчинился.
Усталость поползла по телу, нагружая своим весом конечности, сдавливая лёгкие до потемнения в глазах, плотным слоем обматывая шею, пока, наконец, не перекрыла воздух. Жуткий удел предельной честности. Рвотный рефлекс энтузиазма. Щедрая взятка будущему. Кровавый след от троса на плече.
Вот что значит Истинная усталость, врождённый недуг поколений революционеров и нигилистов: романтиков, чей предел отчаяния измеряется кубометрами достижений, либо познаний. Прежде чем истинно уста́ть, следует непреднамеренно глубоко отчаяться.
Без «так» и без «очень», я устал…
Чёрной тушью вырисовались на пожелтевшем, мокром холсте голые деревья, полные неутихающей печали, вместе с дождём лившейся с небес, потоками растекавшейся по земле в тот день, когда она до самого ядра была пропитана горечью ненависти.
Холодный воздух насытился влагой октябрьских дождей, и в его леденящем зимнем унынии чувствовались ещё нотки осени. Густой туман был пронизан свежестью первого снега, заиндевевшая листва хрустела под ногами, словно тонкий лёд на ещё вчера осенних лужах. Природа будто замерла в безвременье,