Теперь, вместо того чтобы играть с лоскутами, она в свободную минуту открывала жития святых – подарок бабушки д’Оккенвиль. Мученичества и страшили ее, и влекли к себе; она испытывала странное наслаждение, читая и перечитывая описание мук, которым подвергались праведники. Она знала, что святого Винцента палачи привязали к дыбе и с помощью канатов растягивали ему руки и ноги, а потом тело его терзали железными крючьями и посыпали солью раны, чтобы растравить их. Особенно привлекали ее казни мучеников. Ей нравились рассказы о девственницах, которые умерли, чтобы сохранить свою чистоту, как, например, святая Евлалия, которую исполосовали стальными ткацкими гребнями, потом палили пылающими факелами, а она оставалась все такою же непоколебимой, – или как святая Агнеса, которая из стыдливости прикрылась своими волосами даже в тот миг, когда ей наносили смертельный удар. Лежа на ковре в гостиной, Дениза держала перед собою толстую книгу и рассматривала картинку, где были изображены кающиеся грешницы во главе со святой Марией Магдалиной, которые попирали ногами знаки своего легкомыслия (ожерелья, ларцы с драгоценностями, сосуды с благовонными маслами); госпоже Эрпен и в голову не приходило, что Дениза в это время молится о том, чтобы и ее мать раскаялась и стала святой.
Однажды аббат Фори долго рассказывал детям о Пресвятой Деве.
– Она Девственница, – говорил он, – но она в то же время и Мать… Вы должны чтить свою мать, должны думать о ней с благоговением и гордостью, ибо мать – воплощение всех семейных добродетелей…
Стоя на коленях перед алтарем, Дениза попробовала думать о маме так, как учил аббат Фори, – с благоговением и гордостью. При выходе из храма Денизу встретила Эжени, и девочка сказала:
– Я хотела бы увидеть маму, как только приду домой.
– Попадешь в самый раз! – насмешливо ответила Эжени.
Дениза осеклась. Было шесть часов. На башне училища Боссюэ куранты играли «Венецианский карнавал». Они так долго молчали между первой и второй вариацией, что уже думалось: будет ли продолжение? Дома мадемуазель Пероля (молодая швейцарка, сменившая няню) велела Денизе не шуметь, потому что мама больна. В семь часов Дениза пообедала вдвоем с отцом; он казался очень расстроенным и почти не обращал на нее внимания. После обеда она спросила:
– Можно мне пожелать маме спокойной ночи?
– Зайди на цыпочках, – ответил отец, – но, если она устала, долго не сиди.
Дениза вошла, в комнате пахло мятными каплями и одеколоном; мама лежала на боку; при виде