факультета, и это было видно за тысячу миль, – Марко диагностировал у своего приятеля эпилептический приступ «второго типа» (выдумал на ходу) и потребовал у экипажа открыть дверь и выпустить их из самолета. Бортпроводницы не могли поверить своему счастью – они избавлялись от оглашенного. Таким образом, вынув свои чемоданы из багажного отделения самолета прямо на летном поле (в те годы управление воздушной гаванью Пизы оставляло желать лучшего), Марко и Дуччо вернулись в терминал, пока самолет выруливал на взлетную полосу. Едва ступив на землю, Дуччо Киллери внезапно утих, впав в необъяснимую эйфорию человека, словно вернувшегося с того света. Марко, напротив, пришел в ярость, но, не желая еще раз выставлять себя на посмешище, старался сдерживать эмоции и глухо молчал. И без того хмурый, он мрачнел на глазах, пока вел машину, желая поскорее вернуться во Флоренцию и избавиться от Дуччо; и в то же время он кипел от гнева и сгорал со стыда, ведь сбежал, как воришка, в страхе, что известие об их выходке распространится за пределы самолета, в салоне которого инцидент, собственно, был исчерпан; короче, пока он ехал по автостраде, контуры происшедшего впервые отчетливо стали вырисовываться перед его глазами, как если бы они вырисовались перед кем угодно. Что же случилось в том самолете? Всего лишь то, что его друг Дуччо Киллери в приступе панической атаки сорвал хорошо организованный уик-энд.
Всего лишь – это для Марко. А как отнеслись бы к произошедшему те, кто знал Дуччо, стань они свидетелями подобного? Что же такого невообразимого и ужасающего натворил Неназываемый в самолете?
Достаточно было Марку представить себя на месте любого их друга, как он будто получил удар под дых, от которого долго не мог оправиться. И потом всю ночь, когда он уже выгрузил Дуччо перед его домом, даже не попрощавшись, выдав благовидное объяснение родителям о перемене планов на уик-энд, Марко ворочался в постели, и перед его глазами проносились незнакомые лица людей, которые могли стать их попутчиками, тех, кто был предоставлен своей судьбе в том югославском самолете. Он вспоминал несчастных, невесть куда летевших бойскаутов, стюардесс со славянской внешностью и густым макияжем, наивно вздыхавших с облегчением, когда они с Дуччо сходили по трапу после той клоунады, вместо того, чтобы следуя теории глаза циклона, сомкнуться в плотную цепь и не позволить им покинуть самолет…
Пока Марко Каррера ворочался в кровати, потел и не мог уснуть и, менее того, насладиться ароматом жасмина ryncospermum, долетавшим из приоткрытого окна, над морем северного побережья Кипра трагедия уже свершилась и себя исчерпала, но он еще об этом не знал: самолет «DC-9–30» авиакомпании «Копер Авиопромет», заходя на посадку в Ларнаку, был поглощен волнами Киликийского моря; люди, о которых Марко думал со смешанным чувством тревоги и грусти, были уже мертвы; воспоминание о фатве[19], решении неведомой высшей силы, которое огласил Неназываемый, навсегда было исчерпано ее же последствиями, и он
