Точнее, потоки Вечности струились по этому Миру не ручейками отдельных взглядов, а чем-то большим: целым плеядами способов смотреть на мир – парадигмами, – но это было уже настолько невыразимо, что оставалось даже неясным, как можно исхитриться и всерьез подумать об этом. Однако самым радостным во всем происходящим было то, что ему – Тобину – и не нужно было ни о чем думать. Нужно было просто созерцать этот прекрасный Мир, парить в нем, впитывать, ощущать. Быть. От острого переживания невероятной, утонченной в каждом своем созвучии и при этом целостной, как мелодия Теорэя, гармонии по лицу Тобина потекли истомно-сладкие слезы счастья. Казалось, всю жизнь он только и готовился к этой минуте: предвосхищал ее, надеялся и робко приближал как мог. И вот наконец это случилось.
«Да, Мир Парадигм воистину существует – вот только попасть в него дано далеко не каждому…» – эта мысль, пронесшаяся сквозь его сознание на пике взлета, была уже пропитана обертонами ностальгии по уходящему моменту, а значит – содержала в себе горькую правду о том, что его не удержать, и пришла пора возвращаться…
Теорэй доиграл последнюю ноту и опустил свой музыкальный инструмент. Некоторое время инерция еще удерживала Тобина в этом удивительном Мире, позволяя планировать в звездных течениях – а затем мягко опустила обратно на землю. По крайней мере, так это ощущалось. Небо вновь стало небом, а звезды – звездами, горизонт привычно сомкнулся над головой, но теперь он не просто верил, он доподлинно знал – за всем этим раскинулось нечто большее. Значительно большее…
Тобин все так же лежал на траве, широко раскрыв глаза и глубоко дыша. Если одним словом пытаться описать возвращение – то слово это «тягостно». В том космическом пространстве, куда вознесла его божественная игра, было настолько легко, безмятежно и возвышенно, что необходимость вернуться вызывала чувство вселенской тоски. Как будто на один день его отпустили понежиться в теплых водах райской лагуны, а затем повелели возвращаться обратно – в темную, холодную пещеру – в привычные кандалы, работать прорывателем ходов, вгрызаясь киркой мысли в неподатливый камень однообразных мгновений и волоча за собой тележку будней, груженую унылой повседневностью.
И все-таки жить, зная, что ЭТО есть, было неизмеримо легче.
Тобин поднялся. Волна благодарности учителю за этот невероятный, божественный дар нахлынула на него. Он перевел на Теорэя сияющий взгляд, сложив ладошки перед грудью, не в силах вымолвить ни слова. Но этого и не требовалось: казалось, Теорэй понимал, что с ним сейчас происходит.
– Единое сочетает в себе Многое и поэтому – оно не одно из сущих, – произнес он. – Поскольку превосходит любое сущее, любую воплощенную множественность. Однако можно приобщиться