– Вы тут в отпуске? Или на задании, возможно?
– В отпуске, – спешу сказать я.
– Я не знаю, с чего начать. Может быть, это просто удача, что вы здесь оказались… Пучик, как ты?
– Нормально, – говорит Пучик, кряхтя поднимаясь с пола. – Сейчас отдышусь.
– Извините, – говорю я. – Надеюсь, вы не в претензии?
– Не, – отвечает Пучик. – Я привык к её выходкам, всё норм.
– Тогда не мог бы ты нас оставить? – говорит Аньела. – Охрана у меня теперь есть.
– На сегодня? – уточняет Пучик.
– Да.
– Без проблем. Всего хорошего.
Он разворачивается и уходит прочь по проспекту, широко расставляя ноги, а Аньела глядит ему вслед.
– Ну, так вот, – она снова переключается на меня. – Сэм, я хочу вам рассказать нечто очень странное. Я даже думаю, что вы решите, что я схожу с ума. Или что я психованная истеричка и всё выдумываю. Я и сама в последнее время не уверена. Но… В общем, слушайте.
Я весь обращаюсь во внимание.
– Хотя нет, погодите, – вдруг говорит она. – Я не готова. Хочу понять, что вы за человек. Откуда вы знаете про моё лекарство?
– Я почувствовал запах, – отвечаю я.
– Оно же не пахнет, – возражает Аньела.
– Для меня пахнет. У меня обострённое восприятие. Я болен.
– Интересно. Могу я узнать, чем?
Её лицо – словно подрагивающая плёночка, я чувствую непонятное волнение в каждой точке его кожи. Мне начинает казаться, что Аньела действительно не совсем адекватна. Хотя в ином случае ей бы и не прописали, наверно, лабордазу-2.
– Я заражён вирусом Уннга, – говорю я. – Не волнуйтесь, он не передаётся ни контактным, ни воздушно-капельным способом. Впрочем, если бы вы меня съели или выпили мою кровь…
У неё округляются глаза.
– Из того, что я вас попросила напасть на охранника, вы сделали вывод о моей кровожадности?
– Нет, простите. Я часто несу всякую ерунду. Я, знаете ли, тоже не вполне нормален.
– Тоже?!
– Слушайте, мне надоело извиняться, – устало говорю я.
Мы смотрим друг на друга.
– Тогда извинюсь я, – говорит Аньела. – Я неправильно начала, признаю. Но мне трудно сейчас. Так я не поняла. Вы тоже принимали лабордазу?
– Недолго, – отвечаю я. – Мне её отменили. Из-за побочных эффектов. Она действительно очень успокаивает, но при этом притупляет внимание и, самое главное, размывает ощущение реальности.
– Это потом… проходит? – уточняет Аньела. Её пальцы дрожат, и я только сейчас замечаю, какие необычные у неё ногти. Короткие, но изящные, покрытые гравировкой со множеством мелких деталей. Символы, непонятные мне.
– Я не совсем уверен, – отвечаю я. – Я вижу и чувствую многие вещи, которые не должен чувствовать. Но это началось задолго до приёма лекарства.
– У меня то же самое, – признаётся Аньела. – Я уже не понимаю, мне всё мерещится из-за этой проклятой лабордазы или нет.