Мой сон прервал удар: хозяйка квартиры (это была Лапшина), увидав безобразье на кухне, подкралась и хлестнула меня ремнем. Со сна я бросился на свет, дверца хлопнула – я оказался заперт в холодильнике и завыл дурным мявом: «Мя-яя! Маа! May!!!»
Но надо было что-то предпринять! – снаружи, видимо, основательно готовились к расправе со мной. Я изо всех сил толкнул дверь, и, издав клич, от которого у всех спящих в околотке волосы встали дыбом, вылетел вместе с лучами света из морозной тьмы. Лапшина в ночной рубахе, с глазами, полными сна, в бигудях – моя Лапшина! – стояла посреди кухни, как хоккейный вратарь, со шваброй в руках.
От неожиданности она и двинуться не успела – я пролетел мимо швабры и, скользнув меж ее раскоряченных ног, вышел в тыл. Сумел оценить ситуацию: фортка открыта! – увернуться от швабры, на стол, и на улицу. И я бросился на противника («Нападение лучший вид обороны», – Суворов), взвился по ночной рубахе вверх – на плечо, – взмыл, расцарапывая когтями мощные ягодицы и груди, – вверх! – с плеча махнул на стол – к окну, и был таков. Надо мной, над домами, расправляя кривые крылья, резанул воздух отчаянный поросячий визг. Виктория, читатель!
Побродил немного один. Около слабо тлеющегося окошка присел умыться. Вдруг, изнутри послышалось коровье мычание.
– У-у-у, у-у-уй… бо-о-льно… Это тыы, тыы мне целку сломал.
– Не… эт не яяя…
А кто же? – подумал я, вспрыгивая на подоконник. В забордаченной комнате копошились два слизняка, прямо против меня, за стеклом, спала, свернувшись клубочком прехорошенькая белая кошечка. Я царапнул когтями раму. Кошечка вздрогнула, подняла головку и взглянула на меня. Я вскочил – хвост к небесам, спина выгнута, шерсть на загривке ежиком, – я вскочил и стоял перед нею, вздрагивая всем телом, помявкивая почти беззвучно. Она осталась равнодушна. В чем дело? Я пожал плечами – любая женщина на месте этой кошурки давно бы сомлела, а тут хоть бы что, и я заорал, застенал, заплакал (знакомая мелодия, читатель), и я исчез из мира, выдыхая свою песнь песней: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна»… – как вдруг меня окатили холодной водой.
Кот не меньше человека, – подумал я, встряхиваясь, – а поет не хуже соловья, так за что же так?.. Впрочем, моя красоточка оценила такую самоотверженность и выскочила ко мне.
О, упоительнейшая ночь! – весь остаток ее мы провели на крыше и вместе приветствовали восходящее солнце