Крайне неприятно общение с психологом в частной жизни – ведь психолог это человек, как и все мы, ущербный, и, как многие, он нашел для себя форму поведения, скрывающую эту ущербность. И у психолога это чаще всего агрессия в отношении чужих слабостей. Я не против агрессии, но психолог забыл, почему и для чего он выработал такую форму. Все вырабатывают какую-нибудь форму, но человек, знающий чужие слабости (как раз эти вот формы поведения) и не желающий выполнять их на себе, легче всего попадает в силки собственных знаний: его подозрительность в отношении других скрывает от него то, что невыносимо ему в самом себе, – и он благополучен. Но можно ли это скрыть от других? Нет! – и человек, болтающий о чужих комплексах, силясь скрыть свои, по крайней мере неприятен – эстетически.
Я нахмурился, услышав это заигрывание Сидорова, и он тут же отработал назад:
– Хотя, вы знаете, я сам этим заинтересовался. Вопрос-то крайне запутанный – по самой своей сути. Вы меня понимаете? Но ставится крайне часто, – потому что вменяемость трактуется в юриспруденции как предпосылка вины. – Он помолчал. – Ведь многие, совершив преступление, ссылаются на свою невменяемость в тот момент. Это естественно, особенно, когда наказание может быть тяжким. Поэтому существует специальное понятие: «формула вменяемости». Эта формула состоит из двух критериев – медицинского и юридического. Не знаю, интересно ли вам это?.. – и опять замолчал.
– Ну-ну, – сказал я.
– Ну, медицинский включает нозологическую форму, патогенез, течение, прогноз заболевания, факт невменяемости, – Сидоров зевнул, а я подумал, что Марлинскому просто хотят вменить невменяемость.
– То есть насколько может отвечать за свои поступки?
– Ну да…
– А если еще ничего не сделал?
В этот момент в свете гнилушек-фонарей меж нами мелькнул серый мотылек.
– Ну, это, наверно, можно рассматривать, – отвечал Сидоров, машинальным движением руки перехватывая беспечного летуна, – как покушение…
– На невменяемость? – вставил я так же машинально.
Сидоров поморщился, отрывая крылышки. «Ну при чем тут невменяемость?» – хотел он, видимо, сказать.
– Дайте-ка, – сказал я, отбирая у него изломанные детали. Мы стояли уже у перехода через улицу Горького, где должны были расстаться.
– Юридический критерий, – заспешил Сидоров, – обычно подразделяется на два признака: первый, интеллектуальный – невозможность отдавать себе отчет в своих действиях, а второй, волевой – невозможность руководить своими действиями.
– Спасибо, – сказал я, протягивая руку на прощание.
– Да не за что, – ответил он смущенно, – заходите как-нибудь к нам – выберите время и заходите.