В коридоре никого не было – все внимало поэтессе. Я заскочил в комнату дочки хозяев, взял из шкафчика какую-то пластилиновую поделку (память детских лет) и, разминая в руке, направился в чуланчик, где все мы раздевались. Почему я сделал это? – да просто потому, что хотел снять слепок с ключей от квартиры Сидорова. Но для чего?
Можно, конечно, и это объяснить, и я бы объяснил вам это, читатели, если бы мои объяснения хоть сколько-нибудь могли удовлетворить меня самого. Нет! – само собой разумеется, когда я выходил из комнаты, у меня в голове была какая-то мотивировка такого поведения: Сидоров казался мне подозрительным – уж больно он финтил, когда я расспрашивал его, переводил на какие-то дневники (вот и посмотрим заодно, что за дневники такие), – а вообще говоря, мне просто хотелось посмотреть, что у него там за душой: заинтересовал меня человек – вот мотив; но вы же понимаете, что это несерьезно?
Я быстро нашел добротный плащ Сидорова (самого крупного человека в этой компании), сунул руку в карман, вынул грязный платок – джентльмен! – впрочем, так и должно у него быть, – переправив платок в другую руку, снова полез в карман, и в этот момент дверь открылась – на пороге стояла Сидорова…
Ту-ту-ту-тууу!
Эта сцена отчеканена в моей памяти: Сидорова с открытым ртом, заставшая в раме двери, и я с сопливым платком ее мужа – вечность, втиснутая в два метра темной кладовой.
– На миг умерьте ваше изумленье… – начал я, вылавливая ее руку. Хотелось объясниться, но все обернулось иначе: когда мои пальцы коснулись ее запястья, словно бы ток прошелся по ним, и я (до того совсем равнодушный) взглянул по-иному на Сару – одновременно раздался хлопок! – я получил по левому уху, второй удар пришелся по носу… Что же, прикажете это терпеть? – и, когда она вновь замахнулась, я поймал эту бьющую руку и прижал ладонью к лицу.
– Так?! – воскликнула Сара, но больше