Вероятно, исключительно острое чувство отчаяния побудило ди Приемо встретиться с Петрозино, когда тот приехал в Оссининг днем 19 апреля. Без сомнения, заключенный в полной мере обладал свойственной сицилийцам закоренелой антипатией к служителям закона. В начале разговора ди Приемо был холоден и немногословен и, несмотря на располагающую итальянскую речь детектива, казался не заинтересованным в том, чтобы отвечать на вопросы, кроме разве что самых простых.
За этими двоими было интересно наблюдать со стороны. Они принадлежали к одному поколению (Петрозино стукнуло тридцать шесть, ди Приемо – двадцать восемь), и в их внешности было много общего. Оба невысокие и коренастые, они обладали большой физической силой. Но у детектива было одно значительное преимущество перед молчаливым заключенным: сюрприз, способный заставить того разговориться.
– Вы узнаете этого человека?
Петрозино подтолкнул фотографию жертвы убийства по столу в направлении собеседника. Она была сделана в нью-йоркском морге после того, как сотрудник похоронного бюро предпринял все возможное, чтобы подлатать мертвеца. Рану на шее прикрыли высоким воротником, и несмотря на остекленелый взгляд, в целом лицо сохранило узнаваемые черты.
Ди Приемо глянул на фото и обмер.
– Да, – ответил он, неожиданно для себя теряя самообладание. – Конечно, я знаю этого человека. Это мой зять. Что с ним? Заболел?
– Он умер, – сказал Петрозино.
То, что случилось далее, удивило даже опытного детектива, за плечами которого был не один год службы. На мгновение воцарилась тишина. Затем ди Приемо, прожженный сицилийский фальшивомонетчик, покачнулся и рухнул на пол. Обморок, подумал Петрозино. Пара минут потребовалась для того, чтобы привести заключенного в чувство, – и еще несколько, чтобы он смог продолжить говорить. Теперь его манера держаться сменилась с подозрительной на откровенно недружелюбную. «Мой зять жил в Буффало, – вот все, что он сказал. – Там у него были жена и семья. Его зовут Бенедетто Мадониа. Его жена – это моя сестра».
Ди Приемо сообщил детективу адрес в Буффало, но наотрез отказался добавить что-либо еще. Петрозино не удалось выжать из него ни единого звука о том, что касалось убийства Мадониа или его отношений с Джузеппе Морелло.
Петрозино телефонировал в Нью-Йорк о последних новостях, и Маккласки перевел его звонок на Флинна. Когда зазвонил телефон, шеф находился у себя в кабинете с переводчиком с сицилийского, медленно продираясь сквозь груды писем и прочей корреспонденции, изъятой в комнате Морелло. Он был уверен, что сегодня уже видел имя Мадониа где-то еще, – и, пролистывая неряшливые приходо-расходные книги Клешни, наконец нашел его. На полях одной из страниц были наспех нацарапаны слова: «Мадониа Бенедетто, Трентон-авеню, 47, Буффало, штат Нью-Йорк».