Петру Санкт-Петербург не был в новинку, здесь он вырос и по-прежнему жила его семья. Когда он был занят работой, его братья любезно сопровождали невестку в музеи, театры и оперу. «Здесь в Петербурге, – заметила писательница Екатерина Некрасова, – ты мог внезапно столкнуться с людьми, о которых до этого читал только в книгах; здесь можно было вживую увидеть великих поэтов»[51]. В одной частной галерее Елену Андреевну ожидал большой сюрприз, о котором она потом написала Екатерине:
Я натолкнулась на человека, показавшегося мне знакомым… Присмотревшись, я узнала в нём Пушкина. Я воображала его тёмным брюнетом, а его волосы не темнее моих, длинные и взъерошенные. Он невысок, лицо заросшее, некрасив, только глаза его беспрестанно сверкают, как угли… Несколько раз он с улыбкой бросал на меня взгляд – должно быть, на лице моём застыло выражение восхищения[52].
Среди всех открывшихся ей восхитительных возможностей, пишет Некрасова, Елена Андреевна ничуть не забыла о детях: «Как и прежде, она играла на фортепиано дуэтом с Лоло, пела с ней песни, учила её читать и писать и восхищалась необычайными способностями и умом своей пятилетней дочери»[53]. (Домашние ласково звали Елену Петровну Лоло, Лёля и Лёленька.)[54].
С самого рождения Елена «стала объектом тревожной любви своей матери», «несмотря на юный возраст, 17-летняя Елена Андреевна сама кормила и нянчила своё дитя», отметила Екатерина Некрасова в своём биографическом очерке, опубликованном в 1880 г. в историческом журнале «Русская старина». Этот очерк ранее не переводился и не использовался в биографиях Е. П. Блаватской. Между тем он имеет особую ценность, поскольку основан на письмах Елены Андреевны к её старшей сестре Екатерине. По-видимому, это её единственная сохранившаяся переписка. До настоящего момента биографам Е. П. Блаватской оставалось строить догадки о её отношениях с матерью. Так, Мэрион Миде в биографии 1980 г. «Мадам Блаватская: женщина и миф» могла безнаказанно утверждать, что мать, увлечённая карьерой романистки, была «бесконечно далека» от Елены Петровны, оставляя её на попечение и воспитание гувернанток. Затем Миде сделала и вовсе необычное заявление, будто ребёнок всегда испытывал к матери «глубокую враждебность» и намеревался «убить её»[55].
Находясь в Санкт-Петербурге, Елена Андреевна не прекращала учиться. Она читала книги на немецком, итальянском и английском языках, которыми овладела самостоятельно. Английский был ею особенно любим. Прочтя «Годольфин», последний роман Бульвер-Литтона, она решила перевести его фрагмент на русский язык и, борясь с нерешительностью, отправила свой перевод в популярный журнал «Библиотека для чтения». К её немалой радости, журнал согласился опубликовать перевод, а главный редактор посоветовал ей писать самой. Так началась её писательская карьера.
Некоторые из романов Елены Андреевны описывают трудное положение женщины, которая несчастлива в браке. Они были