Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.
Потянулись торжественные речи.
– Ничего не ешь, – велел дож, перехватив мой голодный взор. – Артуро должен сначала все проверить.
– Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.
– Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.
– Неужели? – Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. – Он кажется таким милым.
– Именно, что кажется.
– Филомен сказал мне…
– Замолчи.
Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.
Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:
– Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?
– Вот только нарядами я еще не занимался.
– А я буду русалкой.
Тишайший фыркнул.
– Его серенити не любит русалок?
– Его серенити не за что их любить, – пояснил дож любезно. – Они заколдовали его серенити.
– Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?
– Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.
– А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, – проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.
Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.
– Может, – хрипло спросил дож, – мне удастся утолить печали серениссимы?
Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.
Чезаре его выслушал, приветственно поднял бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.
– Итак, – тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, – на чем мы остановились?
Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтобы не получалось, попросту не хотелось.
– Все хорошо? – весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.
В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.
– Прекрасно!
Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.
– Тесоро…
Мы