Из-за подъёма – судорожного цепляния за камни кончиками пальцев – руки у Куилла тряслись. Он шевелил пальцами, пока судороги не прекратились. Потом нащупал ногой довольно широкую опору и бросился вверх, оказавшись с Королём наравне. В тот же миг он схватил его за крылья и завёл их ему за спину, а потом высвободил одну руку, чтобы свернуть Королю шею. Быстрое движение. Тихая смерть. Олуши внизу ничего не заметили.
– Ловко. Ловко, – лаконично сказал Калум после.
Дейви хотел пожать Куиллу руку. Все остальные мальчишки знали, что могли бы справиться так же хорошо, выпади им такой шанс.
Мистер Фаррисс заметил со своей обычной кривоватой улыбочкой:
– Король умер: да здравствует Король, – и пожаловал Куиллу титул «Король Олуша» на всё то время, что они пробудут на Стаке.
Мистер Кейн кисло сказал:
– Господь низвергает гордых и сокрушает сильных. Подумай об этом, малец.
Потом они приступили к делу – убивали олуш, защищались от клювов, были биты крыльями. Но когда Куилл стал искать Мурдо, чтобы забрать свою куртку, оказалось, что друга отправили на другое задание – ловить глупышей. Так что среди олуш ему пришлось расхаживать в одной тоненькой рубахе. Это едва ли его заботило. Он чувствовал себя неуязвимым, согретый лучами тёплого солнца и знанием того, что он король.
Вечером они разожгли костёр из кучи пойманных Мурдо глупышей. Глупыши горят лучше, чем дерево, – птицы они маслянистые. Потом и мужчины, и мальчишки занялись тем, что вырезали из мёртвых олуш желудки – они будут служить бутылками для масла глупышей, которое птицеловы увезут домой. Стак полон богатств – того, что Владыка продаст горожанам, у которых (и вообразить такое трудно) совсем нет птиц, чтобы поесть и согреться, так что им приходится покупать перья, масло и мясо за настоящие деньги.
Устроившись на ночлег в мягкой, уютной и большой отцовской куртке, Куиллиам никак не мог уснуть, несмотря на усталость. Ему казалось, будто Стак всей своей громадой навалился на их маленькую пещеру. Упадёт с устья пещеры единственная капелька – и вот он уже ждёт, когда упадёт ещё одна, и ещё, и ещё… Твёрдо намереваясь не поддаться тоске по дому, он развернул свои мысли прямо как лодку, к более приятным предметам. К Мурдине.
Куилл уснул, думая о ней, но в снах его царил сумбур, как в колонии олуш. Сквозь них брела огромная бескрылая гагарка в белой маске, как какая-то святая разбойница. В его сне её блестящую чёрную спину покрывали вовсе не мягкие перья, а водопад девичьих волос, а из остроконечного тяжёлого клюва вырывались песни, которые пела Мурдина – о деревьях, озёрах и любви.
Двумя месяцами ранее на Хирте
Сброшенный на берег узелок с одеждой. Если бы лодку подбросило на волне, эта