– Надо бегать больше. Разжирели, дармоеды.
Невиновность мальчишек была очевидной, но князь, аки Навуходоносор, готов был троицу сжечь[5].
– Вот Моська без труда лошадей догнала. А мы не собаки! – подал голос третий отрок, кухаркин сын. Его князь схватил за грудки, поднял и потряс:
– Не собаки, говоришь?
– Моська смышленая! – тонким голосочком пискнул мальчишка. – Я ей приказал догнать. Она все понимает!
– Что за Моська?
– Собачка! Вы разве не видели? Мы с ней играли!
– Вот и доигрались! – Князь выпустил кухаркиного выродка и влепил ему затрещину.
– Вы ж сами велели! – захныкал тот. – Чтоб нас не приметили. А Моська домой не вернулась. Значит, выследила. Сидит, караулит. Нас ждет.
– Так какого лешего сюда явились?
– Покушать… – простодушно ответил сын кучера.
– Идите, ищите свою шавку.
Мальчишки поклонились и надели шапки.
– Стоять! А извозчика запомнили?
– Я запомнил! – отозвался дворников сын.
– Петруха! Пойдешь с ним! Найдете извозчика, расспросите…
– Может, денег посулить? – осторожно спросил камердинер. Давненько он барина таким раздраженным не видел, и хотя на ночь глядя никуда идти не хотелось, возражать не стал. Князь кинул на пол мелочь из кармана.
– Заплатишь, сколько скажет. А вы, – Дашкин зыркнул на отпрысков кухарки и кучера, – ищите свою дворняжку! С утра доложите, где та дама живет!
На прощание подвыпивший генерал распахнул Тучину объятия:
– Я рад, что такой талантливый и красивый юноша приехал в Петербург.
– Ваше…
– Без титулов! Когда станем ближе, будешь звать меня лапушкой. – Генерал выпустил художника из объятий, но тут же схватил за руки. – Мне так понравился портрет Яши! Он долго позировал?
– Нет, я писал по памяти. Барон попросил. Уже после гибели Репетина…
– И ты за девять дней…
– За пять! Я работаю быстро!
– Поразительно! Вчера заехал с соболезнованиями, был поражен. Яков как живой! А когда узнал, что ты из наших, велел сегодня позвать!
– Для меня огромная честь…
– Даже не понимаешь, какая. В Петербурге выставлялся?
– Увы!
Попытка в Академии художеств закончилась неудачей. Тамошние профессора весьма язвительно отозвались о тучинских работах. Что неудивительно – зачем хвалить талантливого конкурента? Проще объявить профаном и неучем.
– Приходи ко мне. Я тебе заказ дам. Через месяц самым модным художником будешь! Фи, Лаевский! Как коршун…
Ревность Лаевского раздражала и самого Тучина, но сейчас появлению кузена он обрадовался. Рано облысевший и обрюзгший, с карикатурными рыжими усами и надменным взглядом, Великий князь вызывал у художника отвращение.
– Эх,