Он, сдерживая вздох, губами и языком прошел по всему ее телу – шея, грудь, живот, – дошел до самого низа, и вздрогнул, и коротко выдохнул.
Под выбритыми волосами шариковой ручкой было бледно, но отчетливо нацарапано: «Nîmes, rue Aubert, 14, ap. 21. Shere Khan»[2].
– Люблю ли я Киплинга? – повторил он ее вопрос и свой ответ: – Да, в детстве я читал «Книгу джунглей». Здравствуй.
Он уткнулся лицом ей в живот и замер так на несколько секунд.
– Записывать нельзя, – сказала она.
– Спасибо, знаю. А сама зачем записала?
– Боялась, что забуду…
– Иди смывай поскорее. Там в ванной есть жесткая губка.
– А как же секс? – спросила она то ли со смехом, то ли с обидой.
– Пойди уж… – хотел было сказать «побрей все как следует», но понял, что это будет грубо, и нашел другие слова: – Если хочешь, пойди приведи себя в порядок…
И вдруг почувствовал к ней какую-то особую, доселе не испытанную нежность. Как к верному товарищу, с которым он больше не увидится никогда, никогда.
Всё впереди
Мое блаженство – перемена
Антону Григорьевичу исполнилось шестьдесят. Отмечали в ресторане. Потом пришли домой. Свалили подарки в гостиной, цветы снопами поставили в пластмассовые кухонные ведерки.
– Завтра разберем, – сказала Марья Николаевна.
– Завтра! – ответил Антон Григорьевич и чмокнул ее в щеку.
Она обняла его и поцеловала в губы, горячо и сильно. Прижалась к нему. Стала развязывать галстук.
– С днем рождения! – зачем-то сказал он и засмеялся. – Прости, Мася, я выпил. Я пьян мертвецки. По-юбилейному.
– А почему не падаешь на пол? – почти натурально засмеялась она. – Не засыпаешь на ковре с диким храпом? Или песни не поешь по крайней мере?
– Прости! Я лучше упаду в койку.
– Ну, иди зубы чисти.
Утром он проснулся и увидел, что она неподвижно смотрит в потолок. Обнял ее, попытался придвинуть к себе.
– Что такое? – спросила она.
Он пододвинулся к ней и прошептал, трогая языком ее ухо:
– Кажется, ты вчера вечером на что-то намекала…
– Тебе кажется, – сказала она, отодвигаясь.
– Я точно помню, – мурлыкал он, пытаясь погладить ее живот.
– Как ты можешь что-то помнить? – Она сильно отбросила его руку. – Ты же был мертвецки пьян! По-юбилейному, так? Всё. Хватит.
Он помолчал и спросил:
– В каком смысле «хватит»?
– В прямом.
– Ты больше не хочешь?
– Да, – сказала она. – В смысле нет. Потому что ты меня не хочешь. Довольно давно. Хотя я моложе тебя на восемь лет. Хотя я понимаю. Но неважно. Ты уже много лет отрабатываешь эти, как их, супружеские обязанности. Не надо. Зря все это. Глупо и неинтересно.
– Ты что? – Он закинул руки за голову, потарабанил пальцами по деревянной спинке кровати, потом подложил ладони под