Усидчивые наблюдатели прыжков лососей сидели на перекатах, фиксируя в аккуратно разграфленных тетрадях не только рекордные высоты, но и каждый проход горбуши, кеты – летней и осенней, кижуча, нерки и даже чавычи – рыб породы лососевых, заходящих в реку на нерест.
Но в их научных дневниках наблюдений не было ни строчки про рыб, которых они называли тайменями. Hucho taimen – вот как они их называли между собой. Про хордовых, лучеперых, а также и про аппендикулярии они продолжали говорить между собой и на берегу тоже. Почти все свое свободное время, как будто ни о чем другом нельзя было говорить на берегу прекрасных горных рек.
Осенью таймени возвращались в основное русло реки, там они выбирали зимовальные ямы. Ни кижуч, ни кета, ни чавыча – не возвращались. Они погибали на терках, охраняя свое потомство. А Hucho taimen – возвращались всегда.
Люди науки, – они называли себя ихтиологами, – испытали бы настоящее потрясение, если бы они однажды увидели, как возвращаются таймени и как они проходят сухие к осени галечные каналы. Очень много отдали бы ихтиологи за то, чтобы хоть раз увидеть проход Hucho taimen через обмелевшие перекаты.
Перед каменными уступами в реке образовывались глубокие ямы. Таймени скапливались в них косяками, или, как сказали бы ихтиологи, стадами. Они стояли в прозрачной воде плотно, друг над другом, и если лечь на берег у такой ямы и заглянуть в ее глубину, то могло показаться, что это не коричнево-серебристые рыбы, а бревна-одномерки заполняют яму от самого ее дна почти до поверхности. Но на самом деле, конечно, не бревна, а самые настоящие таймени. Они ждали очереди для прохода через перекат. Они стояли неподвижно и лишь слегка шевелили плавниками.
А потом рыбы разгонялись, насколько позволяла длина ямы, выпрыгивали на галечник и катились по сухому руслу в сторону близкой уже воды. Аборигены, которые знали про жизнь рыб гораздо больше ихтиологов, но не называли их между собой сальпами или пиросомами, обозначили древний способ передвижения тайменей словом «покат». С ударением на первом слоге. Они так и говорили друг другу: «Октябрь. Скоро таймени пойдут покатом!»
Наверное, в тот момент можно было устраивать в устье протоки Кантор настоящую засаду и брать тайменей голыми руками. Ну, если и не голыми, то вооружившись хотя бы острогой. Но рыбаки никогда так не делали – их останавливала картина величественного стояния тайменей в ямах и их яростного стремления не погибнуть в затхлых водах нерестилищ, а непременно обрести свободу в чистом и холодном русле большой реки.
Местные никогда не делились своими секретными знаниями с ихтиологами. Должен же хоть кто-то на большой реке оставаться свободным, думали рыбаки, и почему бы таковыми не быть тайменям?
Тайм первым услышал характерный звук винтов вертолета.
Когда машина летела на большой высоте вдоль реки, шум ее мотора