– Не упорствуй сильно, не скульптуру вырезаешь. Лишь бы похоже было, – командовала девушка, наблюдая за моими медленными и старательными движениями.
Ей легко говорить, но мои руки и так плохо слушались. Нужно было контролировать не только силу, дабы не загнать нож в горло по самую рукоять, но и направление. И без того грубо получалась, а если бы я не усердствовала, то вышла бы вообще какая-то абстракция.
– Теперь что делать? – спросила я, вытерев выступивший на лбу пот рукавом любимой толстовки.
– Там заклинание написано. Читай, – раздраженно сказала она, будто я задала глупый вопрос, да еще и не в первый раз. – Смотри на загогулины, подглядывай на произношение и читай. Притворись, что знаешь греческий.
– Это греческий?
– Ага.
– Зачем притворяться? Я просто прочитаю, как тут кириллицей написано.
– Это часть ритуала. Если бы греческий текст был не нужен, Стас бы его там не написал. Ничего, мне тоже пришлось так делать как-то раз, – смягчилась Настя. – Сперва может не получиться, не переживай. Время есть, попробуем еще раз.
А я думала, что это просто для эстетики. Иностранные языки всегда кажутся загадочными.
Начав читать медленней обычного, я вспомнила школьные уроки английского. Он мне никогда не давался легко, да и на русском я к тому времени уже говорила медленно, так что как только учительница поручала мне что-нибудь прочитать, одноклассники начинали вздыхать, зная, что это затянется надолго. Только в этот раз, чем дальше я читала, тем меньше смотрела на произношение, а на последних строчках вообще перестала. Многие буквы я видела впервые, и при этом будто знала, как произносить целые слова. Может, у меня открылся неожиданный талант?
– Хорошо получилось, – резюмировала Настя, как только я закончила. – В конце, как настоящая гречка, заговорила. Или грековка?
– Гречанка, – поправила я.
– Да-да. Я так же на арабском заговорила. Значит, сработало. Гляди, задергался.
Тело начало потихоньку шевелиться, вырезанные мной символы затянулись, оставив лишь следы крови. Примеченная мной во время работы маленькая дырочка во лбу также пропала. Грудь стала ровно вздыматься, глаза открылись, и оживший мужчина стал оглядываться, вертя головой. При этом он был невозмутим, как камень. Скорей, просто любопытен.
– В каком-то смысле хорошо, что ты под сахаром. Обычно человек бы закричал, увидев такое.
– Ничего хорошего, – произнесла я, не в силе передать своей обиды тоном неизменно безмятежного голоса. – Ты уже такое видела?
– Не-а, для меня это тоже впервые. Только я много другого повидала. Это я бы поставила на восьмое место в топе стремных вещей, которые мне довелось увидеть.
Настя поднялась с дивана, пошла ко мне и заглянула в альбом.
– Видишь эту фразу? – она указала на надпись внизу листа.
– Да, я ее прочитала в конце.
– Необязательно было. Теперь начни ее повторять снова и снова. Она ускоряет рост