Ура! Свет автобуса! Воспрянули духом. Выбежали, и … (воистину, иногда затмение находит на всех разом) вместо того, чтобы отправить автобуса обратно, за подмогой – за трактором – начали уговаривать шофёра, чтобы и он свернул на поле – а потом вывезет буксиром и нас!
И – о, чудо! – шофёр автобуса также поддался на уговоры, и этот автобус также мягко, грузно и бесповоротно сел, носом уткнувшись в снег – симметрично нашему автобусу, словно подчеркивая, что одна глупость обычно похожа на другую. Тут уж мужчины, откопав кем-то припасённую бутылку водки и распивая её на ходу, вместе с шофёрами отправились пешком в деревню, подгоняемые собственным смехом и колючим морозным ветром, раздевающим на ходу. Мы сидели в тулупах поверх пальто.
Кто не сидел зимой (минус 40 градусов) в промокшей от снега одежде всю ночь посреди поля в старом автобусе, тому этого не объяснишь. Мы настроились на многочасовое ожидание, и в автобусе воцарилась тишина. Тут наша самая талантливая, трепетная Екатерина Кыдай не выдержала и чуть ли не со слезами на глазах проникновенно выдохнула:
– Кээргенчиивисти аа! И-их, а нормальные люди в это время, вернувшись с работы, поужинав, уже спят. Гастроли лучше делать не на 24, а на 22 дня.
Все засмеялись. Её замечание было справедливо.
Говорят, после 22-го дня гастролей обязательно из ничего, на пустом месте возникает ссора, потому что 22 дня – это наш актёрский и человеческий предел, за которым неминуемо наступает срыв. Последний день гастролей – особенный день. Ты всё ещё будто на сцене, но – тебя уже нет! Только твоё бренное тело двигается, ловко огибая проваливающиеся доски и торчащие гвозди старого клуба – а душа! Душа уже въезжает в ночной Кызыл, где все спят.
Последний день гастролей – это такой день, когда на репетиции мы никак не можем ухватить нужный темп, Анатолий Васильевич подбрасывает нам подсказку: «Эту сцену играйте так, как вы играете в последний день гастролей». И всё становится ясно! Темп найден!..
Каждый раз Наталья Дойдаловна вспоминает эти поездки с нескрываемым удовольствием и радостью, ведь в них говорится и поётся о самом близком и дорогом для неё времени: «Актёры – это дети. Теперь я уже сомневаюсь – больше ли они дети, чем все остальные, чем люди других профессий? Может, они – дети, которые просто не умеют и не хотят этого скрывать?» Тут я вспомнила слова Фаины Раневской: «Беда не в том, что человек стареет, а в том, что он остаётся молодым…»
Сидели мы тесно, кто на сиденье, кто на ящиках и под монотонный гул слабенького мотора дремали долгие часы езды