Хроники Нового света. Начало метаморфоз. Акт 2. Томас Мьюр

обвалился, да? И тот парень на байке погиб… Хотя… я понимаю, что тебя не это беспокоит. Слушай, если есть, что сказать, говори. Я чувствую это напряжение в стенах, в воздухе и даже на коже. Ты можешь спросить всё, что угодно – я отвечу. Просто…

      Рио взялся за левое плечо и застенчиво опустил голову.

      – Я не хочу, чтобы между нами что-нибудь изменилось.

      – По-любому всё изменится, – ответил Сколлетти, резко оторвавшись от стены. – Изменится к лучшему.

      – К лучшему? Подожди… правда?!

      – Да, всё верно. Я будто проснулся от навязанного мне сна… Я прозрел, Рио, впервые в жизни.

      – Странно… – неуверенно бросил тот. – Я думал, что ты начнёшь спрашивать меня, почему я не рассказывал… Почему молчал и всё такое. Ты не в курсе, но я готовился к этим сложностям. Репетировал сам с собой у зеркала и… Да уж! Прямо камень с души… Видимо, мои переживания были излишни.

      – Не то слово, – согласился Сколлетти. – Я обойдусь без вопросов и переживаний.

      Его глаза излучали страсть и желание, которое он был не в состоянии перебороть. Джуллио приблизился к Адриано и подарил ему поцелуй безумной любви – животный, немного грубый, но в то же время незабываемый и главное искренний. Такой поцелуй мог бы объявить мир или развязать войну.

      – Вау, ты прямо монстр, – оторопел Мори. – Что с тобой происходит?

      – Я не хочу сегодня сдерживаться. Не с тобой! Я покажу тебе всё, и ты должен сделать то же самое.

      Джулл разорвал на себе рубашку и приложил руки Рио к своей пышущей желанием груди.

      – Будь собой, прошу тебя! Назло всем и каждому!

      В танце любви двое ворвались в спальню, срывая одежду на ходу. Их не заботили ни следы грязи от обуви, ни упавшая ваза с цветами, ни даже звонок преподавателя по хореографии. Тем солнечным днём Мори и Сколлетти были посвящены друг другу. Первый раз они занимались любовью ничего не скрывая. Для них открылись абсолютно новые пути к наслаждениям, ибо сверхъестественная пластичность тел стирала грани дозволенного. Подобный экстаз, сладкий и всепоглощающий, большинству смертных являлся только лишь во снах.