На мгновение Роусе кажется, что он вот-вот наклонится и поцелует ее, но он берет ее за руку и прижимается к ней горячими мокрыми губами.
Она пересиливает себя и не вырывает руки, а потом принимается нарезать черный хлеб толстыми ломтями. Йоун наблюдает за ней. Она слышит его дыхание. Сердце колотится у нее в горле.
Они едят в молчании, и Йоун провожает взглядом каждый кусочек, который Роуса отправляет в рот. Хлеб рассыпается пеплом у нее во рту и тут же просится наружу, но она через силу все-таки проглатывает его. Йоун, впиваясь в хлеб зубами и размеренно жуя, приканчивает три ломтя. Он поднимается, доедая последний кусок на ходу, вытирает ладони о рубаху и говорит:
– Я вернусь поздно. Не дожидайся меня. Ляжешь спать, как стемнеет. Тебе надлежит о себе заботиться. Теперь ты моя жена, и жизнь твоя для меня важна.
С этими словами он поворачивается и выходит вон.
Как только его шаги стихают вдали, Роуса опускает голову на низкий стол. Прикосновение к твердому дереву успокаивает. Она закрывает глаза и стискивает зубы, пытаясь сдержать слезы. Ее муж – хороший человек, все ей об этом твердят. А все-таки за косой он идет в хлев, а вовсе не в землянку, где, по его словам, хранятся острые орудия.
Роусе вдруг слышится мамин голос – так ясно, как если бы та стояла у нее за плечом. А ты чего ожидала, глупышка? Что сказал бы о ее муже Паудль? Непременно что-нибудь смешное, но Роуса не может вызвать в памяти его голос, с трудом представляет его лицо. Черты его расплываются. Он остался в прежней жизни.
Она достает из кармана прелестную стеклянную фигурку. Увидев такое украшение на другой женщине, она подумала бы, что муж любит эту счастливицу без памяти.
Роуса вздыхает и прижимает холодное стекло ко лбу. Кожа ее пылает.
Солнце спускается все ниже. Она сидит в кухне и наблюдает за тем, как удлиняются тени. Мускулы ее одеревенели, ноги затекли от неподвижности, но она почему-то не в силах пошевелиться. Ей чудится, что ее изучают тысячи глаз, что тяжесть ладони Йоуна по-прежнему давит на плечо.
Наконец в окна начинает просачиваться зернистая серая полумгла. А вдруг Йоун все-таки возвратится? А вдруг он захочет разделить с ней постель? Она стискивает юбки обеими руками и прижимает их к ногам, будто это может помешать мужу овладеть ею.
Тени постепенно окружают ее. Она слышит шаги за спиной, вздрагивает и стремительно поворачивается. Никого. Она по-прежнему одна. Ветер скребется о стены дома, в отдалении вздыхает море. Весь остальной мир словно перестал существовать. Роуса так напряженно вглядывалась в сумрак, что у нее разболелись глаза; она через силу поднимается и зажигает свечу. Пламя вынуждает темноту отступить, и на мгновение Роуса готова поклясться, что в углу белеет чье-то лицо. Она вскрикивает и чуть было не роняет свечу, но, присмотревшись, понимает, что это не лицо, а свернутое одеяло.
Роуса накидывает его на плечи. Дрожь так и не проходит.
Кутаясь в одеяло плотнее, она неожиданно натыкается пальцами на что-то сухое и хрусткое. Она подносит свечу поближе и видит, что в ткани запутался крохотный ломкий стебелек разрыв-травы,