– Красавчик! Ах, какой красавчик вырос, и надо же – как раз надо мной! Любишь сверху, да?
Максим покраснел, наверное, до коленей. Ему казалось, что даже воротник его косухи, выдубленный и выкрашенный в черный цвет, побагровел вместе с ним.
– Помоги-ка соседке тяжелые сумки донести!
– А где ваши сумки? – по-дурацки спросил он.
– Дома, голубчик, на кухне! Пошли, покажу!
Соседка взяла его за руку, как ребенка, рука у нее была мягкая, пухлая и прохладная, но Максим вздрогнул, как от ожога, и повела – на заклание, пытался он иронизировать про себя. Заклание действительно произошло: на кухне на полу и стремительно. А после еще раз в гостиной (у Максима в квартире это была его комната, совмещенная с общей) и еще раз в спальне соседки (у Максима это была родительская спальня). В спальне получилось уже почти хорошо и даже нестрашно.
– Ну что, можно и познакомиться, – это были первые слова, что услышал Максим от соседки внутри ее квартиры. – Я – Лиля, можно Лилька. А ты Максим, знаю. Но я буду звать тебя – Рыжий. Пушок у тебя такой славный, рыженький – знаешь где? И сам конопатый, ой, да и рыжий, конечно, – ну, почти рыжий!
Так он стал Рыжим. Ему нравилось. Словно простился с детством, поменяв имя.
10
Рыжеватый боярышник колюче щерился: пошли прочь! Сосны стали ниже ростом и не защищали от солнца, хотя было очень и очень рано. Тропа вихляла, осыпаясь и съезжая. Даже орел-змееяд не сел на валун на миниатюрном плато – поприветствовать или обругать их, не прилетел орел. Знакомый пейзаж менялся на глазах, плутал и разочаровывал. Однако к восьми утра они уже были на месте. Ущелье бархатно темнело внизу, падая, пугая.
Они излазили всю тропу над ущельем, обшарили, поскальзываясь, крутые склоны, каждый сантиметр их желто-коричневой неверной тверди, но вход в пещеру, свой заповедный Орех, не нашли. Девять утра, десять утра. Полдень, пекло. Кожа горит, в волосах – песок, на зубах – песок и песок в обуви. Маленькие сухонькие ящерицы замерли на песке, не моргали остановившимися глазами, ленились – греются.
– Вы забыли, перепутали место! – сердилась Ирина, но экспедиция дружно утверждала, что вход – вот здесь вот, должен быть здесь. Вот она, вчерашняя осыпь. Даже следы падения Игоря-Гарика почти сохранились; две широкие полосы на склоне – это его следы, а что еще? И вход. Вчера здесь был.
Искали почти девять часов кряду, безуспешно. Спорили. Возвращались на плато, отдыхали в скудной тени кустов. Пили нагревшуюся воду из пластиковых бутылок. Опять искали. Обратно почти бежали, опасаясь, что спускаться будут дольше, чем поднимались, и упадет темнота. Боярышник шипел, кизил ворчал. Вниз на море они не смотрели, что им море. А начинавшийся было шторм неожиданно успокоился, волны мелко шлепали растянутыми губами по блестящей гальке, втягивали плоские камешки – пососать,