Участники дежурно похлопали искренности Эллы. Им было все равно, на шоу сформировалась устойчивая формула речи: «мне-ему-ей на это все равно», неловкая, но честная.
В. после собрания ночевал в общем корпусе в громадной мужской спальне: он ушел от Лизы в общую из «семейной» комнаты еще до разбора. Лиза как брошенная женщина по правилам игры могла три-четыре дня провести в «семейной» комнате на семейной половине – в комфорте, со своим душем, туалетом и занавесью вокруг постели; занавесь отрезала камеры, можно было не думать, как выглядишь во сне. Эта относительная свобода продлится, пока В. при всех не объявит себя парой с Ольгой и не заселится в их же каморку, отправив Лизу в женскую спальню.
На следующую ночь В. предпочел устроиться не в мужской, а в женской спальне на одноместной постели с Ольгой: для правдоподобия и демонстрации серьезности намерений. Такое дозволялось, и прочие насельницы спальни терпели, они все равно так уставали от игры, что засыпали сразу – если не было весомого повода для ночного конфликта. Впрочем, так и договаривались: он теперь ночует с Ольгой, но Лиза все равно не могла уснуть. Растерянность сосала ее мозг, как болезненный упорный младенец.
К полуночи за стенкой в «семейной» у Эллы и Евгения традиционно принялись скандалить. Евгений кричал, Элла плакала, падали предметы, и еще казалось, что об стенку кидают мягкую грушу или помидор – со всхлипом разрывающейся плоти. На сей раз скандал долго не утихал, и плач Эллы звучал все надрывнее, а после полуночи звуки стали вовсе непонятными, Лиза не могла их расшифровать. Как будто скулит зверек, безостановочно, почти не переводя дыхание. Зверек-подранок.
Лиза терпела плач чуть ли не час, а после вышла из комнаты и постучалась к соседям. Звуки стихли. Дверь не открыли – естественно. Лиза замерла, почти не думая, сексуально ли выглядит ее итальянская пижама, но заметила боковым зрением, что камера в коридоре проснулась, повернулась и сфокусировалась на ней. Из-за двери Эллы и Жени донесся еле слышный стон, как если бы стонали из-под подушки и еще наброшенного сверху одеяла. Камеры фиксировали все, но Лиза решила наплевать на них и ударила босой ногой по двери – напрасно, замков по правилам не ставили: только пальцы ушибла. Двери распахнулись. Настежь, а то!
В комнате – ожидаемо – все было в полном порядке, даже излишне педантичном. Лиза прошла к алькову и отдернула плотную синтетическую занавеску, отделяющую постель от зоны наблюдения. Элла отбросила подушку, но продолжала стонать, скорчившись и закрывая руками лицо, по миниатюрным пальчикам и длинным платиновым волосам текла кровь. Евгений лежал, отвернувшись к стене и не шевелясь.
– Что с тобой? – Лиза старалась говорить тихо, но записывающую аппаратуру не обманешь.
Элла молча покачала головой, сделала слабый жест – уходи! Кровь потекла сильнее. Лиза мельком увидела распухшее лицо Эллы.
– У тебя нос сломан, – сказала Лиза, в общем-то, спокойно, но четко