На златом крыльце сидели. Павел Николаевич Девяшин

пустил сюда посторонних?

      На пороге кабинета стояли двое: высокий долговязый брюнет в вицмундире Гвардейского экипажа и статский господин в песочной визитке. В руках вошедших были гвозди и молоток.

      – Посторонних! Кто тут еще посторонний! Что здесь, черт подери, происходит?

      Захаров расплылся в широкой улыбке:

      – Доброе утро, джентльмены! Петр Еремеевич, голуба, не шумите так. Перед вами старший следователь от полицейского ведомства. Прибыли расследовать обстоятельства смерти вашего достопочтенного тестя. Антон Никодимович, сие господин Вишневецкий. Кондратий Федорыча вам, полагаю, представлять не нужно.

      Мужчины обменялись неприязненными взглядами, затем церемонно раскланялись.

      – Господа, вы должны подробно изложить этому человеку, что здесь вчера приключилось, – продолжил лекарь. – С кого начнем?

      Поликарпов покачал лысеющей головой:

      – Позже-с. Еще будет время. Сейчас мне нужно переговорить с прислугой. Лучше всего сделать это на кухне. Сперва нужно выяснить, чем именно перекусывал сенатор перед смертью. А вы, милостивые государи, кажется, явились чинить выбитую дверь? Не смеем вам докучать! Пойдемте, Захаров…

      Дворецкий, сумевший вернуть себе чопорный вид, услужливо пояснил:

      – Его превосходительство изволили кушать шоколадный кекс и пить кофий с ликером.

      – Где пирог, там и лег… – пробормотал Петр Вишневецкий.

      Сыщик вскинул бровь.

      – Простите?

      – Ох, извините, Антон Никодимович (я правильно запомнил ваше имя?), покойный батюшка любил цитировать поговорку: «Где кисель, там и сел». Однако забывал, что у оной наличествует продолжение: «Где пирог, там и лег…» А теперь, выходит, что пирог-то его и сгубил. Иронично!..

      – Oui, Dieu a le sens de l'humour6…

      Царские цацки

      Андреев день, вторник, за час до полудня

      – Всего допрежде, – произнес Поликарпов, – я желал бы перемолвиться парой слов с прислугой. Лучше всего начать с mademoiselle Evdokia7