– Тебе лучше знать, – прибавил Максим, – ты же побывал в жарких странах, где люди вообще не знают, что такое одежда.
– Правда? – воскликнул Халлидей. – А где именно?
– В Южной Америке – на Амазонке, – признался Джеральд.
– Как чудесно! Одно из моих заветных жеданий – жить день за днем без единого клочка одежды. Если бы мне это удалось, я бы сказал, что прожил жизнь не напрасно.
– Но почему? – спросил Джеральд. – По-моему, что в одежде, что без нее – разница небольшая.
– Но это было бы просто великолепно. Я уверен, что жизнь стала бы совершенно другой – полностью другой, необычайно прекрасной.
– С чего бы это? – спросил Джеральд. – В чем бы изменилась твоя жизнь?
– О! Можно было бы чувствовать мир всем телом, а не просто смотреть на него. Я бы ощущал движение воздуха всей кожей, чувствовал бы все, к чему прикасаюсь, а не был бы только сторонним наблюдателем. Я считаю, жизнь превратилась в кошмар, потому что она стала слишком зримой – мы забыли, что значит слышать, осязать, понимать, мы умеем только видеть. Мне кажется, так быть не должно.
– Да, все верно, это так, – согласился русский.
Джеральд взглянул на него и увидел перед собой гладкое золотистое тело, покрытое в некоторых местах черными волосами, свободно завивающимися красивыми завитками, и ноги, похожие на гладкие стебли растений. У этого русского был цветущий вид, сложен он был хорошо, так откуда же взялось это чувство стыда, это отвращение? С чего вдруг Джеральд ощутил крайнюю неприязнь, почему это унижало его чувство собственного достоинства?
«Неужели только в этом и заключается сущность человека? Как банально!» – размышлял он.
Внезапно в дверях в белой пижаме, с мокрыми волосами и наброшенным на руку полотенцем возник Биркин. Он был бледен, держался замкнуто и выглядел так, словно в любую минуту растворится в пространстве.
– Если кого интересует, ванная свободна, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, и собирался было уйти, когда Джеральд окликнул его:
– Руперт, подожди!
– Что?
Одинокая белая фигура появилась вновь, заполнив собой пустоту дверного проема.
– Что ты думаешь о той статуэтке? Мне интересно твое мнение, – спросил Джеральд.
Бледный, удивительно похожий на призрак Биркин приблизился к резной фигурке, изображающей рожающую негритянку. Ее обнаженное, выпяченное вперед тело застыло в странном оцепенении, руками она вцепилась в концы жгута, завязанного чуть ниже груди.
– Это искусство, – сказал Биркин.
– Она прекрасна, она просто прекрасна, – сказал русский.
Все