Итак, снова средневековая Севилья. Монастырь святого Франциска. Фамильный склеп семьи де Ульоа. Внутри просторной усыпальницы царила тревожный полумрак. В центре сурового интерьера, белыми призраками, возвышались четыре колонны. На двух из них горели факелы. По стене, от их неверного света, бегали беспокойные тени.
Над могильной плитой усопшего командора склонилась хрупкая фигурка женщины. Бледные руки прижаты к груди. Глаза закрыты. Губки тихо шевелятся, произнося слова молитвы.
Дронов чёрной тенью проскользнул в склеп и затаился за дальней колонной. «Надо полагать, – подумал он о женщине, – это и есть донна Анна, дочь, убитого на дуэли дон Жуаном, командора. Она пришла сюда помолиться на могиле своего отца. Я, кажется, появился вовремя. Похоже, впереди меня ждут интересные события. Хорошо, если ждут! А что, если не ждут? А что, если донна Анна, помолившись, уйдёт? Тогда вся наша затея окажется напрасной. А не хотелось бы…». Такой финал путешественника во времени сильно огорчил бы, ибо был скучен. Самозваный монах – францисканец жаждал другого исхода событий!
И жаждущему воздалось. Неожиданно, блуждающие тени в склепе колыхнулись сильнее, и раздался звук шагов по каменному полу. Молящаяся женщина не шелохнулась. Она продолжала отрешенно творить молитву. Высокая фигура в тёмном плаще тихо подошла к женщине и преклонила колени рядом с ней.
По походке и сложению фигуры, Глеб определил, что вошедший был мужчиной. Но был ли это дон Жуан, Дронов не был уверен.
Тем временем, мужчина молитвенно сложил руки и, склонив голову, тоже стал самозабвенно молиться. Женщина, по-прежнему, не реагировала на гостя. Прошло несколько тягостных минут. Затем мужчина, откинув капюшон, повернул голову в сторону молящейся женщины.
– О, донна Анна…
Глеб, по голосу, тот час определил, что это был дон Жуан. Женщина прервала свою молитву и посмотрела в сторону гостя. В её чёрных, широко открытых, глазах отразился ужас.
– Дон Жуан? Ты ли это?
Севильский ловелас склонил свою порочную голову.
– Да, донна Анна, это я…
Его голос стал звучать мягко и проникновенно:
– О, прекраснейшая из женщин, ты позвала, и я пришёл к тебе!
Донна Анна выпрямилась. Лицо её стало каменным.
– Какой ужас!