– Что ж, если так, не вижу препятствий. Если ваша Элен не боится морских путешествий, я возьму ее с собой.
– Спасибо, вы замечательный! – Екатерина Семеновна на мгновение прильнула ко мне и коснулась губами моей щеки.
– Право, это пустяк.
Девушка протянула мне первую попавшуюся книгу в дорогом кожаном переплете, взяла меня за руку и потянула за собой. Мы вернулись в гостиную.
– Превосходная книга, – промолвил граф Воронцов.
Я взглянул на обложку и удивился, так как название и автор были на русском языке: «Фридрих Готлиб Клопшток. Смерть Адама».
– Папенька, граф Воленский согласился помочь Элен.
Граф Воронцов улыбнулся, а по лицу Новосильцева пробежала тень. «Хе-хе, – подумал я, – да ты, брат Николя, никак сохнешь по этой Элен!»
Екатерина Романовна удалилась в свои покои. Откланялся и Николай Николаевич. Прощаясь со мной, он незаметно постучал указательным пальцем по фолианту и шепнул:
– Не забудьте завтра похвалить: перевод сделала сама Екатерина Семеновна.
Мы с графом Воронцовым остались одни. Я думал, он не захочет ждать до утра и заговорит о делах. Но ошибся.
– Катенька хлопотала за Элен де Понсе? – не то спросил, не то констатировал граф. – Она хотела, чтобы просьба прозвучала из ее уст.
– Я не мог отказать ей, – ответил я.
– Я присоединяюсь к ее просьбе, – улыбнулся граф Воронцов. – Элен – француженка. Милая девушка. Виконтесса Элен де Понсе. Ее родителей обезглавили. А ей удалось бежать в Англию.
– Они были роялистами, – понимающе протянул я.
– Разумеется, – кивнул граф Воронцов.
Я представил себе девушку, воспитанную в достатке и неге, внезапно осиротевшую, оказавшуюся в чужой стране без средств к существованию.
– В России она устроится лучше. Я дам ей рекомендательное письмо, моему другу нужна французская гувернантка, – пояснил граф Воронцов.
– Но ведь Наполеон открыл Францию для роялистов, – сказал я. – Любой может вернуться, достаточно принести присягу на верность первому консулу.
– Тысячи французов так и поступили, – согласился граф Воронцов. – Но Бонапарт презирает законы. Он казнит роялистов, ссылает на острова по малейшему подозрению. И присяга не спасает. Виконтессу де Понсе можно понять. Ее родителей гильотинировали.
– Будьте покойны, ваше сиятельство, я позабочусь о ней, – пообещал я графу Воронцову.
– Вы сделаете богоугодное дело. Она не станет обузой. Надеялась, что вы не откажете, и уже приготовилась к отъезду. И кстати, – хозяин дома понизил голос, – она действительно прехорошенькая.
Он заботился о других, еще не зная о собственной судьбе. Мне стало совестно, словно не российский император, а я лишил его имений.
– Семен Романович, – промолвил я, – я привез неприятное для вас известие. Вы уж простите великодушно, но молчать до завтра не представляется возможным.
Граф