Настя дернула плечом, и в музыкальной шкатулке, которую продолжал прижимать к уху Матвей, послышалось шипение. Мужчина находился в ее доме, и пока он был здесь, то подчинялся ее законам. Она могла сделать с ним многое. Она могла закрыть все двери так, что прискакавший на выручку урядник и вся его кавалерия не смогли бы ее открыть. Она могла сделать так, чтобы дом «выпал» из этого мира. Выпал, как выпадает бусинка из шкатулки с жемчугом. Вот сейчас он есть, а вот сейчас нет, даже если для всех остальных дом продолжал стоять на склоне у озера. Он был. И его не было. И тогда все эти странные штучки вроде телефонов, телевизоров и самозагорающихся шариков переставали работать.
– Алло, – успел еще раз произнести мужчина, когда в доме погас свет.
Минуту было слышно только его сиплое дыхание, совсем, как у Гришки косого, после того как он пол версты за папенькиной тройкой пробежал. Мужчина быстро моргал, стараясь привыкнуть к темноте, а Настя продолжала разглядывать своего гостя, немного нелепого, немного забавного. Да, именно так. Этот мужчина ее забавлял.
– Ты… ты зло? – вдруг выкрикнул он, глядя куда-то поверх ее плеча.
– Ну, что вы, нет, конечно, – совершенно искренне ответила девушка. – Зло спит на чердаке. Разбудить?
Матвей сдавленно вскрикнул, шарахнулся в сторону, ударил бутылкой о стол, виски выплеснулось на пол, под ноги посыпались осколки. А мужчина вдруг поднял руку с тем, что осталось от бутылки, которую он держал за горлышко, и, взмахнув, заорал:
– Не подходи!
Смешной человек, сам же ее звал. Зачем спрашивается? Чтобы она посмотрела, как он в темноте изображает мельницу? Кстати, о темноте…
Свет зажегся неожиданно для Матвея, и тот замер на месте, дико вращая глазами. Настя не дала ему опомниться, сделала шаг навстречу и сказала:
– Какая претенциозность! А ведь нас даже не представили друг другу…
Она не договорила, потому что мужчина дернулся, поворачиваясь, все еще хлопая глазами, как лесная сова, и … Осколок бутылки вошел девушке в грудь. На бежевом платье из шифона проступила алая кровь. Знала бы модистка, называвшая себя мадам Клозет, что ее творение останется в веках, наверняка гордилась бы. Кстати, за платье два целковых уплачено.
– Нет, – хрипло прошептал Матвей, и телефон выскользнул из его руки и ударился об пол. – Пожалуйста, нет, – незнамо у кого попросил он, выпуская горлышко разбитой бутылки, и та, ударившись об половицы, разлетелась на мелкие осколки.
Настя смотрела на мужчину широко открытыми глазами, а кровь продолжала пропитывать светлое платье. На темном смотрелось бы не так эффектно. Девушка тихо застонала и стала оседать на пол, достаточно медленно, чтобы Матвей, будь у него такое желание, успел подставить руки. И он не разочаровал, подхватил Настю, на миг зажмурился, то ли от ужаса, то ли от восхищения, мокрый лиф облепил грудь чересчур сильно. И вдруг прямо так, с ней на руках кинулся вон из комнаты, а потом и из дома, торопливо повторяя:
– Помогите-помогите-помогите. –