Ещё одной бытовым затруднением стало то, что из-за дефицита дрова и деревянные ящики в учреждениях и в жилых дворах разворовывали.[346] По наблюдению очевидцев, дрова стали драгоценностью и их приходилось хранить в квартирах.[347]
Современник В. В. Стратонов пояснил, что в больших залах, на паркетах часто устанавливались штабели дров: „А отсюда – только шаг до колки и рубки дров в квартирах. Гулкие удары колуна раздавались по многоэтажным домам, сотрясая потолки, заставляя срываться картины и лампы со стен. С этим злом боролись, но борьба была трудна.“[348]
В вопросе топливных поставок советский режим никак не мог сдвинуть дела с мёртвой точки. Это привело к тому, что вся тяжесть топливного кризиса пала на плечи населения. В ряде городов вроде Восточно-Сибирского Минусинска власти решили наложить на всех „капиталистов“ особый налог для доставки угля и дров. Финансовому отделу и отделу контроля над производством было поручено разработать план доставки дров и угля в город в необходимом количестве за счет имущих классов.[349] Разумеется, сути проблемы подобные популистские меры изменить не могли.
Бесчисленное количество жильцов, неспособных достать дров, оказалось вынуждено отапливать свои квартиры комнатными дверями и мебелью. Учёный С. М. Дубнов записал в дневнике октября 1918: „Рубим старую мебель для щепы для очагов, ибо дров нет, да они так дороги, что дешевле разрубить шкаф и топить щепами (200–250 руб. сажень дров)…“[350]
Множество опустевших квартир подверглось немедленному разграблению на топливо. Соседи выносили из них всё, что можно было сжечь.[351] В условиях топливного дефицита социолог П. А. Сорокин признался, что самым ценным подарком в 1919 году стали дрова на растопку.[352] Другой современник установил, что вещи стали делиться на два разряда: горючие и негорючие.[353]
Со временем деревянные подоконники пришлось также рубить на дрова. На толкучках стали продавать даже дощечки от паркета. За шкафами, стойками, тумбочками и книжными полками в топку пошли деревянные каркасы диванов и постелей. Вслед за ними сжигали столы и стулья. Затем – книги, многотомные фолианты, журналы и газеты. Сжигали и лыжи.[354]
Писатель Виктор Шкловский признался: „Если бы у меня были деревянные руки и ноги, я топил бы ими и оказался бы к весне без конечностей.“[355] В республике появилась масса квартир, где деревянной мебели не осталось вовсе. Она вся ушла в топку. В 1920 году поэт Рюрик Ивнев вспоминал, что в номере московской гостиницы „Русь“ мебель, чудом спасшаяся от печки, казалась такой сиротливой, что на неё было жалко садиться.[356]
С течением времени людям для обогрева приходилось собирать шишки, ветки и рубить близлежащие