Когда Вершинский и Ксюша скрылись за кустарником, я закинул бредень и минут за пятнадцать наловил не мало жирной ставридки. Разобрав содержимое ранца, я сложил костерок из топливных брикетов, собрал решетку для жарки, и поставил ее под углом к огню, чтобы до рыбы доходил только жар, а не пламя. Если бы костер был не из брикетов, а из дров, можно было бы дождаться, когда они выгорят до углей, и на их жару запечь рыбу. Но брикеты углей не оставляли, а возиться со сбором сучьев мне было лень.
Выпотрошив ставридку и натерев ее специями, я закрепил тушки на решетке. Затем чуть разгреб полыхающие брикеты, чтобы сделать жар от огня равномернее, и принялся следить за процессом. В таких условиях упустить момент и спалить рыбу – проще простого. А опозориться перед Вершинским не хотелось.
Я задумался, что может измениться в нашей жизни с его появлением. По всей видимости, изменится все. Вершинский ведь является командиром всех охотников на Земле. А это уже целая армия. Конечно, раз они нас нашли, то теперь тут не бросят. Пригонят гравилеты, отбомбятся, расчистят плацдарм, погрузят нас всех, по очереди, и увезут на большую землю. Там врачи, конечно же, разберутся со странной болезнью, убившей взрослых, и мы сможем жить, как нормальные.
Я не имел ничего против этого. Конечно, на большой земле Ксюша меня точно не бросит, ведь мы с ней вдвоем навсегда останемся частью нашего затерянного мира, о котором мало кто помнит. А нормальная жизнь с Ксюшей это, наверное, и есть счастье. Устроимся работать, как когда-то работали наши родители в Метрополии. Найдем жилье…
Размечтавшись, я чуть не прозевал момент, когда ставридка покрылась румяной пузырчатой корочкой, и ее надо было перевернуть. Он нее распространялся восхитительный запах, от которого на голодный желудок даже голова немного кружилась.
Вскоре я услышал неумелый крик сойки и усмехнулся. Это Ксюша сигналила, что они на подходе, чтобы я не дергался. Через пару минут они с Вершинским выбрались из леса на пляж. В руке Вершинский держал отломанный хитиновый ус патрульника, а у Ксюши был до предела довольный вид.
– Признаться я удивлен, – произнес Вершинский, усаживаясь на песок рядом с костром. – Я уже говорил это Ксюше.
«Ого, так она уже для него Ксюша», – подумал я с плохо осознаваемой неприязнью.
Раньше она любому бы, кроме меня, в лоб дала, если бы назвал ее по имени, а не по прозвищу. А тут сама раскололась, я ведь ему ее имени не говорил. Хотя, чему удивляться? Вершинский. А ревновать глупо. Ему же в обед будет сто лет. А может и больше.
– У вас и обед готов? – Вершинский потянул носом.
Я чуть не прыснул со смеху, а чтобы это не бросалось в глаза, склонился над костром и убрал в сторону уже готовую ставридку на решетке. От рыбы исходил ароматный пар.
– Ну,