– Третья попытка, – перестал смеяться Максим. Катя посмотрела сначала на него, потом стала выцеливать севшую на занавеску муху. Но в этот момент ветер своей мощной рукой распахнул окно настежь и дернул за занавеску. Тем самым он спас жизнь теще, та улетела.
– Вот, теперь ваша совесть чиста.
– А ваша? – поставила стул на место Катя.
– Мою уже не отстирать, Катя.
– Попробуйте «Ваниш».
– Спасибо, только она спит.
– Да не за что, Максим. – Иногда Катя сбрасывала с себя официоз и звала меня по имени. Но я не шел, я знал, к чему это может привести. Я отгораживался работой, женой, тещей, дверью, стеной, весной. Меня не вдохновляло совместное чтение служебного романа.
– Особенно за кофе.
– Вам окно закрыть?
– Не надо, пусть дышит. – Я углубился в экран компьютера. Открыл ящик, нашел письмо Томаса.
– Ну, я тогда пойду?
– Да, конечно. Как вы относитесь к гостям, Катя?
– Ходить или принимать?
– Принимать.
– Смотря кого и сколько. Надо соблюдать дозу. Иначе гости могут отравить жизнь.
– То есть вы считаете, что настоящие гости – это не те, что к тебе приехали, это те, что никак не могут уехать, – вспомнил Максим одного своего старого знакомого, который жил на берегу Черного моря и был настолько гостеприимным, что постепенно гости вытеснили его из собственного дома. Однако, он не расстроился, рассуждая философски, он объяснял, что, видимо, этим людям море нужнее, чем ему. Кончилось тем, что он поставил в саду палатку и жил там. Но Максим не хотел жить в палатке, чувство собственного достоинства да и климат питерский не позволяли.
– Все это очень лично. Чем я могу помочь? – взмахнула воинственно в воздухе мухобойкой Катя.
– Катя, вы слишком добры, вы даже мухи убить не можете.
– Гости не мухи, если хозяева не…
– Не продолжайте, Катя, а то мухи снова налетят.
Вечером я вернулся с работы домой.
– Что с тобой, Максим?
– Спину скрутило. Наверное, позвоночная грыжа.
Я валялся на полу у тещи в ногах и не мог пошевелиться. Страшная боль при малейшем движении. Старая рана, позвоночная грыжа в один миг сделала меня беспомощным. Теща вызвала «скорую», фельдшер сделал укол и велел постельный режим, пока не отпустит. Клавдия Ивановна стала моей сиделкой. Я отпирался от ее помощи как мог, пока не сдался. Инвалид, что я мог сделать? Я представил себя раненным бойцом, за которым ухаживала сестра. Я попал в плен заботы и любви. Все, что я мог, это есть из ее рук, читать книги и говорить по телефону. Вечером следующего дня позвонила жена:
– Как там у вас? Воюете?
– Нет, я объявил мир! Я сдаюсь, твоя мама – замечательная женщина.
– Хватит