гостеприимные некогда врата теперь отгородились бугорками-насыпями и защитными валиками нарывов, окружились язвами и рубцами – Вьюшин заблуждался, рассчитывая на некие новые измерения, что якобы скрывались в жале шприца. Их всегда было только три, хотя они всячески ломались, искривлялись и притворялись незнакомцами. Но вот маска сброшена, угол равнодушен, прямые линии плинтусов и косяков скудны и скучны. А где-то внутри Вьюшина сладкая сказка жизни тоже подходит к концу, измерения выпрямляются, заостряются, и вот эмбрион уж расправился, и выгнулся вдруг стальным дрожащим мостиком. Длина пронзила мозг и копчик, ширина распоркой раскорячила ребра, а высотные гвоздики понабились в руки, ноги и позвонки. Истонченные веревочные мускулы напряглись, кожа вспыхнула. Голые стены (мебель продана давно) придавали комнате вид покойницкой. Сама комната тоже была уже продана, но Вьюшин еще не получил за нее денег. Задержка сводила его с ума, ему пришлось предельно сократить число свиданий с назойливым веществом. Внезапно в спине у Вьюшина что-то рассогласовалось, он обмяк, рухнул на пол и засучил ногами. Веки с силой сомкнулись, пытаясь загнать глаза домой, поглубже в череп, рот приоткрылся и окостенел в бесконечном вдохе. В уши стала вворачиваться дрель – не сразу до Вьюшина дошло, что пыточным сверлом обернулся звонок. То пришел курьер; Вьюшин, одолев иллюзию, пулей вылетел из комнаты, будто и не корчился секундой раньше, отворил дверь. Юнец с гнилыми зрачками принял деньги, отмерил товар и сгинул, перестав существовать для Вьюшина. Тот, прерывисто дыша, изготовил раствор, прошелся опытным взглядом по венам – нет, живого места не нашлось. Ну что ж, тогда уколем в конец, все равно он больше не нужен. Вьюшин приспустил домашние брюки, вынул член, на всякий случай подергал – ну как встанет, тогда все будет проще. Но куда там! Беззлобно выругав орган, Вьюшин насосал шприц и взялся за дело. Руки плясали, но он, несмотря на это, был способен не глядя попасть в ушную, скажем, вену кролика или кошки. Очень скоро ему сделалось лучше, он отложил «машину» и без сил опустился на табурет. Когда Вьюшин достаточно оклемался, то сразу вспомнил о почтовом ящике; сетчатка, покуда сам Вьюшин полубессознательно общался с курьером, отследила что-то беленькое в отверстиях. Вьюшин неприятно удивился: он давно уже не ждал от почты ничего доброго. Надо, пока снова не подступило, быстро разобраться и упредить удар судьбы. Он скользнул на лестницу, сунул руку в ящик, достал мятый дешевый конверт. Вернувшись на табурет, распечатал письмо и прочитал, что приглашен на лечение.
Вьюшин лечился не раз и не два. Он, отдадим ему должное, испробовал многое – не считая бессмысленных попыток задобрить неизменного спутника своего порока – вирусный гепатит сразу нескольких разновидностей. Временами Вьюшин, оценивая лечебный эффект, сожалел, что не цепанул СПИДа – это решило бы многое. Печень разваливалась, окрашивая вьюшинское лицо в соломенно-мочевой цвет. Нестерпимый зуд побуждал вновь и вновь раздирать нарывы и язвы, голова забивалась железной стружкой,
